Календарь Морзе

Проснулся снова. Небо в оттенках побежалости засвечивало палатку розово-лиловым, но я и не ожидал, что будет просто. Почему-то никогда ничего не бывает просто, я давно замечал. Чем-то гнусно воняло, и, только выбравшись из палатки, я понял чем – возле нее лежала тухлая рыбина, которую деловито, но слишком медленно утилизировали жители ближнего муравейника. Свернул палатку, закинул в багажник и отбыл в город.

Глава 22 Расстройство привычек и влечений неуточненное

– …День Рыбака! День Рыбака отмечается одновременно с Днем противников рыбной ловли. Еще одна иллюстрация того, что люди – куда менее разумный биологический вид, чем притворяются, и на каждый праздник найдется тот, кто его испортит…

Все в городе старательно делали вид, что именно так и выглядит «нормальная жизнь», – под инфернальным небом ночедня, когда нет ответа на вопрос «Который час?». Когда все вроде бы где-то работают, но никто не может толком объяснить зачем. Когда любой прохожий на улице может оказаться плодом твоего, чужого или своего собственного воображения.

По дороге на работу я наткнулся на пару лихих молодцев в футболках «Рыбнадзор», с криками «Бей пуклу!» избивающих в подворотне какого-то несчастного подростка. Взбесился так, что чуть не поубивал гадов. Если бы не появившийся наряд пепсов [67] – не знаю, чем бы дело кончилось. Полицейские оттащили меня и надели наручники. Главный достал знакомый пультик, ткнул в жертву, послушал противный писк и сказал, что выносит нападавшим предупреждение. За попытку порчи муниципальной собственности.

– Указ Губернатора, – сказал он спокойно, – кровь и имущество принадлежат городу. Будете на этого подавать за нападение?

Они не стали, пообещав мне на прощание матч-реванш. Не уточняя, впрочем, места и сроков его проведения.

Полицейские сняли наручники, главный проверил меня на пуклизм. Зеленая лампочка. Я выбил у него пульт и успел растоптать, прежде чем меня вырубили шокером.

Ненавижу сегрегацию.

В «обезьяннике» отделения было прохладно и сумрачно, пахло хлоркой, бомжом и пирожками. Пирожки жрал дежурный, остальное досталось мне. Бомжик, впрочем, был тихий – молча вонял, забывшись пьяным сном на лавочке. Дежурный, откусывая от пирожка, лениво препирался с каким-то субтильным бородатым очкариком, не желая принимать у него заявление.

– Меня ограбили, вы что, не понимаете? – упрямо твердил пострадавший. – Айфон, клатч, макбук…

– Обратитесь в районную управу, там учтут это имущество как утерянное, – скучно отвечал полицейский, придирчиво выбирая следующий пирожок в промасленном бумажном пакете.

– Почему в управу? – сердился очкастый. – Это ограбление!

– Вы пукла, – дежурный откусил очередной пирожок и довольно зажмурился, – вы имущество муниципалитета.

– Я креативный консультант по гендерному митапу в коворкинге!

Дежурный на секунду завис, потом помотал головой, как будто вытрясая из ушей мусор.

– Обратитесь в районную управу… На учет встали?

– Какой учет?

– Вы подлежите муниципальному учету пуклоресурсов. Это ваша добровольная, но почетная обязанность. Обратитесь в управляющую компанию по месту жительства. – Он откусил от пирожка, тщательно прожевал и добавил: – Вам бейдж дадут.

– Какой бейдж? – вскричал в отчаянии очкастый.

– По форме восемнадцать эм-пэ тридцать два. Идите, пукложитель, не мешайте работать.

Потерпевший потерянно побрел к выходу, безуспешно поправляя порванный кардиган. Подвернутые до середины лодыжки штаны открывали веселенькие носочки со смайликами. Надо же чего в Стрежеве завелось…

Забавненько.

Через некоторое время меня отвели в кабинет, где за заваленным бумагами столом сидел полицейский лейтенант.

– Вы кто? – спросил он устало.

– Антон Эшерский.

– Пиздобол с радио?

– Он самый.

– И чего вы тут делаете?

– Без понятия.

– Я тоже, – вздохнул лейтенант. – Вы не представляете, какой у нас бардак. Не убили хоть никого? Ну, я имею в виду – не пуклу?

– Вроде нет, – удивился я, – а если бы пуклу?

– Взяли бы штраф за порчу городского имущества. Но только если свидетели. А то исчезают же.

– Исчезают?

– Ну. Пару минут полежит – и как не бывало. И труповозка не нужна, и «нету тела – нету дела».

– Так вот куда люди исчезали!

– Не люди, гражданин. Пуклы. В общем, если вы не хотите ни в чем сознаться…

– Не испытываю такого желания.

– Тогда выход вон там. Давайте я вам пропуск выпишу. На свободу с чистой совестью.

– …День чистой совести! В силу несовершенства мира и человеческой природы, «чистая совесть» – обычно синоним «плохой памяти».

Откинувшись с кичи, я пришел к дому сорок два по улице Блаватской и набирал пятизначный номер до тех пор, пока занавеска не перестала шевелиться, а трубка не была снята.

– Здравствуйте, Антон, – сказал неуверенно детский голос, – знаете, вы мне снились. Я подумала, наверное, вы не маньяк – во сне вы совсем не выглядели злым.

– А как я выглядел?

– Немножко глупо, – хихикнули в трубке, – простите. Но вы были босиком и в такой смешной одежде…

Не вижу ничего смешного в камуфляжных шортах, но почему бы и нет, в конце концов.