Наппельбаум давно работал с безымянным, и сюжеты, которые тот пересказывал врачу, составили отдельную папку. Из одного такого рассказа выходил чуть ли не роман, и Наппельбаум представил, как он его переписывает, будто знаменитый комсомолец, укравший черновик убитого офицера. Но это было пошлое, мелкое злодейство, и Наппельбаум чуть не рассмеялся. Но сам сюжет он давно заприметил — заговоры, иностранцы, нечистая сила… Прекрасно, теперь можно сравнить с рисунками безумного поэта.
Он заперся в кабинете, и, достав заветную папку, стал сличать два образца, как сличают оригинал и копию.
Совпадение было полным, и это вызвало в нём гордость. Однако Наппельбаум бежал от бурных эмоций — было бы обидно самому превратиться в душевнобольного. Иногда он думал, что доктор и пациент, которые провели столько времени вместе, не сильно отличаются друг от друга. Вопрос, кто из них адекватнее воспринимает действительность — спрятавшийся в сумасшедшем доме человек без имени, которому было нечего терять, или он, Наппельбаум, что после конгресса психиатров улетел на пассажирском «Юнкерсе» «Добролёта» обратно в Москву, вместо того, чтобы остаться испуганным зайцем на берлинской мостовой.
Но — за неимением гербовой пишем на обойной. Нужно жить в предложенных обстоятельствах, и в них же искать рациональное. Теория гипноза могла бы его спасти — хорошая теория защищает своего создателя, если оказывается нужной тем, кто наверху. Хотя и тут у него были сомнения, вот имя Главного врача, громкое и звонкое, разрешало ему дурацкие опыты со спичками, а ему, Наппельбауму, нужно было всё доказывать самому, а куда проще стать Председателем земного шара, как один поэт (его, правда, он не вылечил).
Наппельбаум написал на чистом листе список пациентов и соединил их стрелочками. Схема разбухала, ширилась, и когда она была готова, он тщательно размял пальцы и взял себя за виски.
Пошла тяжёлая работа, итог которой не был ещё ясен ему самому.
От неё Наппельбаума отвлёк новый гость. В клинику привезли какого-то толстяка, который был удивительно тревожен, но после сделанного укола только мычал про нечистую силу, это Наппельбауму уже понравилось. Толстяк поселился в 119-й палате, но среди ночи начал кричать, да так, что успокаивать пришлось не только его, но и всех соседей.
Вечером Наппельбаума вызвали в город, к прекрасному дому в Ваганьковском переулке. Когда он приехал туда, среди порфировых колонн в вестибюле бродили совслужащие и надтреснутыми голосами исполняли великую застольную песню о судьбе беглеца с каторги при прежнем режиме.
Он вслушался в многоголосое пение и вызвал не один грузовик, оборудованный лавками для сидения, а три. Нашлись грузовики без лавок, и Наппельбауму оставалось только надеяться, что хор не погибнет в последнем действии пьесы.
Но все доехали хорошо, хоть и приключились трудности с размещением — никогда так много гостей не приезжало сюда, чтобы забыться беспокойным сном в своих комнатах с небьющимися стёклами.
Утром следующего дня в клинику прибыл молодой человек, который деликатно дал понять Наппельбауму, что он не просто следователь, а особый следователь. Он побеседовал со всеми пациентами, а в особенности с несчастным поэтом. Поэт переменился до неузнаваемости — он был спокоен и кроток. Происходящее вокруг его мало интересовало.
После недолгого разговора следователь пошёл к Главврачу. Туда же вызвали и Наппельбаума, и, входя, он услышал не то ответ, не то конец лекции своего начальника:
— …Нет, молодой человек, психопатические черты есть буквально у всех. Естественно, люди с развитой фантазией и напряжённой эмоциональной жизнью будут нашими пациентами чаще, чем остальные. Но видите, к нам попало несколько людей решительно простых, и я бы даже сказал конституционно-… (Главврач осёкся) …Впрочем, я не об этом. Психопаты, так сказать, живут в ногу со временем, и этого пугаться не надо. А уж являет ли гений нам явление прогенерации или дегенерации — вовсе пустой разговор. Был у нас буйный поэт, — стал тихий член профсоюза, что обществу лучше?
Главврач, извинившись, ушёл по делам, а следователь уставился на Наппельбаума:
— Скажите, доктор, — спросил он, — а современная теория гипноза предполагает гипноз на расстоянии? Вот, скажем, на тридцать саженей?
— Боюсь, современная теория гипноза ничего не предполагает, просто потому что её нет. Но я догадываюсь, чем вызван этот вопрос. Описаны случаи, когда человек под гипнозом прошёл тридцать шагов, а потом выполнил искомое действие. Но, я бы на вашем месте не верил в это. Философия (тут Наппельбаум споткнулся, но выправился в последний момент), марксистская философия учит нас тому, что из всех причин нужно выбирать самую простую. А самая простая причина — обычная человеческая ложь.
— А в коллективный гипноз вы верите? — снова спросил следователь.