Следующий руководитель, схлопотав традиционный строгий выговор, встал раз на совещании и заявил, что его не поняли. Он, дескать, давно просит, чтобы его освободили от трудной должности по любой статье, а ему выговоры вклеивают в личное дело, как рецидивисту какому. На полуслове оборвав свой бурный спич, сиганул в окно и бежал из района. Когда сам Шевелев сменял предшественника, у которого к тому времени сталелитейный завод отрубил полтысячи гектаров лучшей земли, вместо положенных ему неудобиц, для развития подсобного хозяйства, а земли те ухоженные тотчас космическим сорняком затянуло, — тот плакал в комнате, уронив голову на инструкции. Поняв наконец, что ему привезли замену, председатель зарыдал еще сильнее, теперь уже от радости за милостивую судьбу.
Как не пошло с самого начала, так и не выпрямилось — такое хитрое попалось хозяйство. И если трудно в деревне без мудрой головы, то ей самой много труднее.
Пока Демидов-старший, натянув маску, сваривал решетку еще одной кормушки, Саша заглушил двигатель, выпрыгнул из кабины колесника и танцующей походкой пошел вдоль изгороди, разравнивая сваленную зеленую рожь.
— Заканчивай, Сань! — крикнул отец. — Дуй в столовую, пока не закрыли. Вон как с лица опал!
— Успеется! — откликнулся тот беспечным голосом, так радовавшим отца. — Сегодня скот сдавать, надо и накормить его от пуза.
К полудню погода маленько наладилась. Среди хмурых туч появились голубые прогоны, мир посветлел и обсох. И только от реки, утопавшей в сплошных зарослях, шел, как и прежде, тяжелый сырой запах недавно облетевшей черемухи. Горький, крахмально-душный, он пропитал насквозь медленную речку, окрестные земли и никак не поддавался сильным ветрам.
Предчувствуя горестное предубойное положение, большие быки шумно сопели, вываливали шершавые упругие языки в ладони скотников, точно по их складкам и линиям вынюхивали и свою судьбу, и дальнюю дорогу, и казенный дом, да пускали слюни, совсем как глупые телята. За несколько месяцев в них прибавилось не только тела, но и величавого достоинства предводителей, уверенности в пробудившихся силах и в препотентности, хотя они и не ведали о том, а мерцающие иногда в черных глазах белые пятна ярости предупреждали о готовности к боям. Но битв не будет. Судьба соберет животных в одном длинном дощатом коридоре, в конце которого сонный дядька с бледным одутловатым от белкового перехлеста лицом благословит с рабочей своей кафедры каждого смертельным жезлом, где затаилась двенадцативольтовая молния — достаточная, чтобы раз за разом, по графику, поразить все стадо земли. Но вера в человека — вот что было неизменным для скота со дня рождения до последнего прикосновения металла, и поэтому сытые быки тесно окружили отца и сына, шумно дышали и смотрели исподлобья ласково и застенчиво.
Андрей Демидов пошел было назад, к сварочному аппарату, — вдруг резко треснуло под ногами. Тотчас быки рванули, как гребцы, в одну сторону, в другую, легко кроша стальные цепи. Еще два раза взметнулось пламя, и прогрохотало в середине стада справа. Казалось, рыжие сильные волны с невероятной силой и быстротой заколебались на карде, образуя страшный водоворот в центре. На миг мелькнуло растерянное, но упрямое лицо сына и исчезло за крутыми спинами чудищ с широкими мордами, мощными короткими рогами-таранами, живой пеной на толстых губах. Демидов попытался проскочить к сыну по загудевшей пустой земле, но могучий поток легко смял его. Демидов намертво вцепился в ошейник Вулкана, страстно прижался к его шее. Не удержись на ногах — быки сотрут, забьют безжалостными копытами в глину. Со всех сторон, но уже медленно и без просвета, мужика сдавливали полутонные животные, и человеческая кожа, став, как в младенчестве, очень тонкой и нежной, лопалась сразу в нескольких местах и кровоточила, и никакая сила не могла остановить дикий горячий пресс, движимый страхом и ужасом. Демидову казалось, что вздувшиеся жилы на руках не выдержат тяжести, хотя с начала этой бойни прошло всего несколько секунд.
Наконец стадо замерло. Только внутреннее сильное биение, сотрясающее туши, обозначило загнанное внутрь движение. Мир расширялся, становился объемным, и один бык гневно тряс головой, пытаясь сбросить с рога назойливое белое облако.
— Сынок! Где ты? — вскочив на ноги и отпустив ошейник, крикнул Демидов.
— Не боись, батя! На тракторе! — отозвался Саша, высовываясь из кабины. — Вот звери — чуть с машиной не опрокинули!
И только они успокоились, как новая судорога настигла стадо — вырвалось движение. Быки, пригнув головы, бросились прочь от опасности, которую не видели, не понимали. Демидов оказался в водовороте. Потная хрипящая масса подмяла его, и последнее, что он услыхал, — рев трактора и крики сына.