Читаем Календарные дни полностью

И хотя думал о чуткости, копилось в душе сильное раздражение. Раздражение это, как от суконного пальто на голом потном теле, посещало историка привычно раза два-три в неделю, а то и чаще, и в разных ситуациях. Главное, что оно было мучительным из-за совершенной неопределенности. Обида, радость, гнев, тоска или ликование всегда определенны и конкретны, все они имеют или не имеют душевной ценности. Рептильные эти чувства никогда не выводили Климова из себя надолго, не задевали за живое. Но размытое неопознанное чувство — неважно: веселое или грустное — порождало беспокойство, душевную сыпь и настраивало против себя и всех. Но Климов не хотел быть слабым или распущенным душевно — он бесился. Именно это неопределенное состояние и делало его беззащитным: он не знал, к чему, собственно, надо быть готовым, что защищать и что охранять, что — в первую голову, и поэтому всегда опаздывал.

Начавшийся душевный зуд томил Климова. И все было в том, как он догадывался, но тянул с признанием, что не послушал Наташу с приятелями, пошел с ненужной женщиной помимо желания. Раздражение разбухало в крови от продолжительного — вечного — молчания и бесконечности принудительного танца.

Тут, на счастье молодого лектора, вновь набежали, как печенеги, отъезжающие женщины и мужчины, перемешивая пары. Кто-то из этих парней бесцеремонно и нежно обнял партнершу Климова и мгновенно увлек в гущу народа, а Наташа, уже чересчур оживленная, подхватила историка — другого слова не подобрать — под белы руки. От профсоюзной вакханки пахло суррогатным шампанским и молодым потом.

— Ну, нет, с меня довольно! — выдал Климов, бесцеремонно отталкивая девушку. — Хватит с меня и молчаливых, и говорливых подруг!

— Григорий Андреевич, последний раз! — В припадке веселья Наташа смотрела нагловато открытыми глазами. — Даже по сельским меркам еще не поздно. Вон как вы прытко скакали со смуглянкой-молдаванкой, мы и не подозревали такой стремительности и темперамента!

— Про темперамент кому-то померещилось после большой дозы шампанского, — раздраженно ответил Климов.

— Зато вы читали лекцию из рук вон плохо, — отомстила культорганизатор. — Заикались, хватались за бороду все время, будто волосы фальшивые.

— Как слушали, так и читал, — обиделся Климов. — Люди, поди, от газет стремглав убежали, а мы их тут достали с информацией. Нет, больше в сельскую местность я не ходок!

— Да пошутила я, простите, — выдохнула Наташа и виновато взглянула на историка. — По форме лекция блестящая, если сравнивать с тем, что я здесь уже наслушалась за три года.

Но Климову казалось, что она льстит, заглаживая резкость. И вместо того, чтобы промолчать или пошутить, парень понес ахинею, как на кафедральном необязательном диспуте.

— На свете нет ничего стоящего из вещей с правильной формой. Земля вытянутая и приплюснутая с полюсов, как тыква. Симпатичное лицо всегда асимметрично. Музыка прекрасна не монотонная, движение — не равномерное, а умное слово — новое и дерзкое, чтоб завистники сдохли, и остроумное.

— Совсем меня запутали, — обиделась наконец Наташа. — Не угодить на вас. Теперь ясно, отчего сбежала ваша супруга, — от великого занудства. Но я здесь с какого боку?

— Да мешали, — отвечал откровенно Климов, хотя внутренне еле отважился на это и слегка трусил. — Показалось, что вы распоряжались мной и той женщиной, точно мы зависим еще и от вас.

— А мне почудилось, что влезли в большое затруднение с партнершей. — Наташа не стала увиливать и дала понять сразу, что знает, что творится у лектора на сердце. — Я и поспешила на помощь хорошему человеку. Или не так?

Что-то из вечерних неотношений и самое главное Наталья Васильевна поняла, думалось Климову, когда направлялись, не сговариваясь, но зная все, что будет, в глубь парка и ночи, куда музыка доносилась все глуше и не трогала. А ведь это у нее не от чистого сердца, не от любви к ближним — от себялюбия, вульгарного эгоизма, оттого, что самой хотелось воспользоваться правом быть с новым и интересным для нее человеком. В эгоистическом этом раже в человеке просыпается чуткость. Нет, не то… Пробуждается звериное чутье на чувства и отношения, возникающие между людьми, и на опасность для счастья личного или, по крайней мере, для благополучия от тех самых отношений. И тогда, заботясь о своем праве на даровую, данную только им любовь, мужчина и женщина с легкостью сокрушают хрупкие связи других, как кто-то другой грубо вторгается к ним.

Климов отчетливо видел во тьме восторженный взгляд немой, и ему показалось, а может быть, так и было, что он услышал на миг ее бронзовый слабый смех, когда танцевал с ней, и если этого не было в действительности, то желание было таким громадным и сильным, что прорвало немоту.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза
Норвежский лес
Норвежский лес

…по вечерам я продавал пластинки. А в промежутках рассеянно наблюдал за публикой, проходившей перед витриной. Семьи, парочки, пьяные, якудзы, оживленные девицы в мини-юбках, парни с битницкими бородками, хостессы из баров и другие непонятные люди. Стоило поставить рок, как у магазина собрались хиппи и бездельники – некоторые пританцовывали, кто-то нюхал растворитель, кто-то просто сидел на асфальте. Я вообще перестал понимать, что к чему. «Что же это такое? – думал я. – Что все они хотят сказать?»…Роман классика современной японской литературы Харуки Мураками «Норвежский лес», принесший автору поистине всемирную известность.

Ларс Миттинг , Харуки Мураками

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза