Календарные обычаи и обряды народов Передней Азии. Годовой цикл

Особое внимание уделялось украшению мечетей. С наступлением Рамазана между минаретами натягивали канаты, на которых подвешивали лампады (позднее их заменили электрическими лампочками). По вечерам в лампадах зажигали огонь, и они образовывали светящиеся надписи, обозначающие, как правило, приветствия или восхваления Аллаха. Такая иллюминация называлась махья.

Главным местом праздника была площадь, превращавшаяся в ночи Рамазана в ярмарку. Здесь шла бойкая торговля вещами и украшениями, игрушками и сладостями, разнообразной снедью. Здесь же показывали свое мастерство фокусники, пехливаны и канатоходцы, предсказывали судьбу прорицатели, бродячие кукольники устраивали представления театра теней — Карагёз. В центре площади устраивались качели — любимый вид развлечений молодежи. Качание на качелях способствовало сближению молодых людей, происходили знакомства, тайные объяснения, в знак взаимной симпатии парни и девушки обменивались подарками. Юноши дарили понравившимся девушкам духи и получали взамен носовые платочки с вышитой золотом или серебром каймой (чевре) [Boratav, 1973, с. 255]. Кроме того, качанию на качелях придавали и сакральный смысл: каждый взлет символизировал приближение к Аллаху.

Музыкальным сопровождением празднества был грохот барабанов, смешивавшийся со звуками зурны, кемачи (четырехструнный смычковый инструмент типа скрипки), саза (струнный щипковый инструмент) и разнообразных свистулек. Главная роль в этом оркестре отводилась барабанам. Их звуки сопровождали верующих в течение всего Рамазана. Грохот больших праздничных барабанов возвещал начало месяца поста, каждый день в предутренний час будит верующих для совершения сахура, наконец, оповещал о начале Шекер байрамы. Помимо больших праздничных барабанов неизменной популярностью пользовались двойные барабаны в форме кувшина (дарбука).

Излюбленным местом отдыха и развлечений у турок были кофейни. Открытые в обычное время с раннего утра, в Рамазан они открывались после полудня. Но до вечернего намаза сюда заходили только редкие посетители, чтобы поделиться друг с другом последними новостями. Лишь вечером кофейни наполнялись народом. Здесь можно было предаться кейфу, выпить чашечку крепкого кофе и выкурить трубку табаку, отдохнув от дневного воздержания. Эти удовольствия турецкая поговорка называет «двумя подушками софы наслаждений» [Еремеев, 1980, с. 91]. В дни рамазана к этим традиционным «наслаждениям» добавлялось третье — возможность послушать профессиональных сказителей — меддахов. Они забавляли публику рассказами из повседневной жизни — фаблио. Действующими лицами этих историй были представители разных народов: турки, греки, армяне, евреи, персы и др. В рассказе меддаха каждый персонаж представал со своими особенностями речи, словечками и акцентом, чертами национального характера. Чтобы стать меддахом, нужно было обладать наблюдательностью, способностью в живых образах воспроизвести виденные сцены, незаурядным актерским мастерством и чувством юмора. Естественно, что меддахи пользовались в Турции большой популярностью и уважением и, как правило, были весьма состоятельными людьми.

Задолго до появления меддаха публика заполняла кофейню в ожидании представления. Меддах обычно располагался на подмостках или маленьком столике так, чтобы все могли его видеть, поскольку большая часть его рассказа основывалась на мимике. В одной руке сказитель держал палку, в другой — платок. Платком он прикрывал себе рот, когда хотел изобразить женщину, а палкой имитировал стук в дверь, драку и т. д. Но, по словам В.А. Гордлевского, эти неизменные атрибуты народного рассказчика в представлении самих меддахов приобретали еще и аллегорическое значение. Их рассматривали как символ покорности властям. «Если я провинюсь перед правительством, — как бы говорил меддах, — в руках у меня платок и палка, и султан властен не только избить меня (палкой), но и задушить (платком)» [Гордлевский, 1961, с. 305]. Действительно, острые на язык меддахи, выражая в рассказах свое отношение к тем иным событиям не раз навлекали на себя гнев властей. Так, знаменитый в середине XIX в. по всей Турции меддах Кыз Ахмед однажды был посажен в тюрьму за то, что вздумал высмеять ходжей. В эпоху реакционного правления султана Абдул-Хамида II (1876–1909) были исключены из репертуара меддахов все рассказы, содержащие какие-либо намеки на бунты в провинциях. Полиция брала подписку от меддахов, что они будут воздерживаться не только от критики правительственных действий, но и от каких бы то ни было политических намеков [Гордлевский, 1961, с. 305].