Читаем Календарные обычаи и обряды народов Восточной Азии. Годовой цикл полностью

Каждой из этих категорий китайских праздников соответствовали определенные типы культов.

В «праздниках мертвых» центральное место занимали поклонения семейным предкам, обязательно дополнявшиеся подношениями неупокоенным, «чужим» душам и чествованием божественных патронов данной местности, которые в народном пантеоне китайцев принадлежали к разряду загробных судей. Таким образом, эти праздники служили размежеванию «своих» и «чужих» духов, а посредниками между теми и другими выступали боги-чиновники. Сопутствующие им обряды имели дифференцирующую функцию и подтверждали иерархический порядок как на небесах, в божественной канцелярии, так и на земле, внутри патриархальных семейств.

Напротив, духи, которых чествовали на «праздниках живых», являлись к людям сами и не имели четких классификационных признаков. Они могли слыть одновременно предками и «чужаками», как было в дни летнего праздника, или восприниматься в облике нейтральных, благосклонно-равнодушных к земной жизни небожителей (сянь), что характерно для празднеств Нового года или Середины осени. Иными словами, «праздники живых», являвшиеся преимущественно коммунальными, осуществляли интеграцию как среди живущих, так и среди обитателей потустороннего мира и, более того, утверждали интимное единение людей и духов в атмосфере праздничной экзальтации.

Так две категории праздников — дифференцирующая и интегрирующая — дополняли друг друга, являя в совокупности целостный образ общественного бытия. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что «праздники живых» и «праздники мертвых» чередовались друг с другом. Посещение могил предков каждый раз влекло за собой как бы ответный визит умерших к живым. Это — форма отношений характерная для традиционного китайского понятия ритуала, зиждившегося на противопоставлении «хозяина» и «гостя» и вкорененного непосредственно в социальную практику человека. Она являлась, по существу, метафорой реальных общественных отношений в средневековом Китае.

Так, сюжетом годового цикла «праздников мертвых» и «праздников живых», ставшего итогом исторической эволюции системы календарных праздников китайцев, не были ни жертвенный кризис, ни религиозная драма умирающего и воскресающего бога, хотя элементы того и другого подспудно в нем присутствовали. Таким сюжетом являлось ритуальное взаимосоответствие, развертывавшееся в подвижном равновесии различных аспектов бытия, причем процесс этого развертывания символизировал три стадии хозяйственного цикла и три возраста жизни: юность, зрелость и старость. Кроме того, в системе «праздников живых» и «праздников мертвых» прослеживаются параллели всем ритмам годового цикла: двухчастному (в виде оппозиций двух категорий праздников), трехчастному (в виде трех стадий года) и четырехчастному, который неявно присутствовал в троичной структуре цикла, подобно тому как сезонные виды обрядов нечетко выделялись у китайцев из трех типов обрядности: весенней, осенней и связанной с зимним и летним солнцестоянием. Таким образом, система двух категорий традиционных праздников содержала в себе условия взаимного преобразования всех видов календарных обрядов и в этом смысле являла собой универсальный образ годового цикла.

<p>История изучения</p>

Как уже было отмечено, календарные обычаи и обряды китайцев, какими они сложились к XIX в., — продукт длительного исторического развития, содержавший в себе стадиально и типологически неоднородные явления культуры. Однако реконструкция этого развития серьезно затруднена узостью и ограниченностью источниковедческой базы. От эпохи существования древних империй, когда разрыв между элитарной традицией культуры и фольклором был наибольшим, до нас дошли лишь смутные и отрывочные известия о календарных обрядах народа. В раннее средневековье появляются систематические обзоры годового цикла обрядов, составившие особый жанр сочинений в письменной традиции Китая, — «записи о календарных обрядах» (суйши цзи). Наибольшей известностью среди них пользуется сочинение VI в. «Записи о календарных обрядах в области Цзин-Чу» («Цзин-Чу суйши цзи»). Имеются комментированные переводы этого памятника на японский и немецкий языки [Кэй-Сё, 1978; Turban, 1971]. Критическая редакция сохранившихся текстов «записей о календарных обрядах» раннесредневековой эпохи осуществлена японским синологом М. Мория [Мория, 1963]. Сведения о календарных обычаях, встречающиеся в письменных источниках до XII в., собраны в обширной компиляции ученого сунского периода Чэнь Юаньцзина [Чэнь Юаньцзин, 1978].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология