Читаем Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. Летне-осенние праздники полностью

Есть поверье, что в иванову ночь зацветает папоротник и кто завладеет этим цветком, тот сможет находить зарытые сокровища и будет понимать язык животных{696}.

Другой обычай на иванов день — прыгание через костры{697}.

В старые времена у лужичан описывался очень своеобразный игровой обычай, вызывающий в памяти древние обряды в честь духа растительности. Один из молодых парней деревни наряжался, изображая «Яна». Он увешивался цветами, надевал на лицо берестяную маску и скакал верхом на лошади через деревню; его поджидали в определенном месте, набрасывались на него, стаскивали с коня, срывали с него цветы, и девушки делили их между собой. Но этот считавшийся слишком грубым обычай был запрещен властями еще в середине XIX в.{698}

Там, где на троицу ставили майское дерево, его убирали 24 июня. Поваленное дерево продавали с аукциона, а вырученные деньги шли в пользу мужской молодежи и прокучивались{699}.

К тому же дню приурочивались и гадания. Один из способов гадания — по тростнику: накануне девушка приносила в дом корзину тростника, а на иванов день утром связывала его в пучки по шесть — восемь стеблей. Эти пучки связывали концами попарно, а потом развязывали и смотрели, что получилось; если кольцо, это сулит счастье, а если отдельные колечки или цепочка — несчастье.

Здесь усматривается аналогия с подобным способом гадания у южных и восточных славян, но там гадание было по рождественской соломе{700}.

Характерно, что в отличие от других народов Европы у лужичан нет обычая купания в иванов день и нет вообще (точнее, не сохранилось) обрядов, связанных с водой. У соседнего немецкого населения Нижней Лужицы их тоже нет{701}.

С летними полевыми работами у лужичан связаны были (как и у других народов) некоторые суеверные обычаи и поверья, но о них мало известно. В некоторых обрядах сливались, как это часто бывает, идеи производительной силы земли и человеческой плодовитости. Например, при летней прополке льна считалось еще в XIX в., что девушка-полольщица должна по окончании работы трижды нагая обежать обработанное поле, приговаривая при этом: «Лен, лен, друже! Расти до моего живота, расти до моих сосков и так и останься!»{702}

После иванова дня нет важных летних праздников, да в разгар полевых работ некогда и праздновать. Отмечаются только отдельные поверья и суеверные обычаи. Так, на св. Якуба (25 июля) нельзя начинать копать картофель{703}. В день Abdon (30 июля) крестьяне выгоняли клопов из жилья, выпалывали сорняки, считали полезным сводить с кожи бородавки. Само название дня взято с немецкого (abtun — избавляться от чего-то){704}.

С днем св. Лаврентия (Laurjenz, 10 августа) связана примета: если в этот день дождь, то не будет полевых мышей{705}.

Начало и окончание жатвы хлеба ознаменовывались особыми обрядами и праздниками, где почетное место принадлежало последнему снопу. В этих праздниках и обрядах ярко сказались общинные традиции, хотя и затемненные частнособственническими и классовыми отношениями. Местами и теперь еще уборку хлеба начинает, по обычаю, самый старший из работников (батраков), а вязать снопы — самая старшая из работниц. Она обвязывает партнеру букетом цветов косу и головной убор. Попадающиеся при косьбе двойные колосья косец затыкает себе за ленту шляпы — на счастье.

Если кто-нибудь чужой пройдет по полю, где идет жатва, ему обвязывают руку пучком колосьев. Значение этого обычая неясно, но, видимо, тут налицо своеобразная предохранительная магия{706}.

Обряды с последним снопом еще недавно совершались очень торжественно, сейчас они гораздо скромнее. Последний сноп украшали цветными лентами, полевыми цветами и с песнями везли на телеге на господский двор. Впереди шли женщины, они несли букеты цветов, а одна из них — большой венок, растянутый на граблях; за ними — косцы с граблями на плечах. Сноп и венок торжественно вручали хозяину, который за это угощал участников шествия. Начинались танцы, в первой паре шли хозяин с первой жницей и хозяйка с первым косцом. Праздник заканчивался в трактире, где пили и плясали до ночи, а то и до утра{707}.

Последний сноп называется иногда «стариком», говорили: «вот у тебя старик», «смотри-ка, у нее старик», «я постараюсь, чтобы не заполучить старика» и т. п. В этом виделся какой-то намек на поверье, что девушка, сжавшая последний сноп, выйдет замуж за старика{708}. Олицетворение последнего снопа в виде старика (или «матушки», петуха, зайца, собаки, волка и пр.) — поверье, в прошлом распространенное особенно у немцев и от них, вероятно, заимствованное лужичанами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука
60-е
60-е

Эта книга посвящена эпохе 60-х, которая, по мнению авторов, Петра Вайля и Александра Гениса, началась в 1961 году XXII съездом Коммунистической партии, принявшим программу построения коммунизма, а закончилась в 68-м оккупацией Чехословакии, воспринятой в СССР как окончательный крах всех надежд. Такие хронологические рамки позволяют выделить особый период в советской истории, период эклектичный, противоречивый, парадоксальный, но объединенный многими общими тенденциями. В эти годы советская цивилизация развилась в наиболее характерную для себя модель, а специфика советского человека выразилась самым полным, самым ярким образом. В эти же переломные годы произошли и коренные изменения в идеологии советского общества. Книга «60-е. Мир советского человека» вошла в список «лучших книг нон-фикшн всех времен», составленный экспертами журнала «Афиша».

Александр Александрович Генис , Петр Вайль , Пётр Львович Вайль

Культурология / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное