Читаем Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. Летне-осенние праздники полностью

В процессии с дожинковым венцом принимали участие разные маски: конь, медведь, баран. В Моравской Валахии (северо-восточная Моравия) сохранились сведения об особой роли козы при дожатах — гомоле; последний косарь, скосивший последние стебли, ударял косой о землю, а все работавшие рядом жнецы и жницы в этот момент изображали блеяние козы. Во всех чешских областях, кроме того, говорилось, что каждый оставшийся в хвосте жнец оказывался «на козе». Известно, что и в Польше термин «koza» означал последние оставленные в поле колосья злаков{676}.

Дожинки с обильным угощением и долгим застольным весельем устраивались только у самых богатых хозяев, где работали наемные жнецы, приносившие венец. Бедные же крестьяне привозили домой только последний сноп, не устраивая для себя никакого праздника. Иногда дожинки в деревнях праздновали сообща несколько крупных хозяев-кулаков. Традиция празднования дожинок дольше всего держалась в Словакии и восточной Моравии, т. е. в аграрных областях. В чешских же землях обычай этот стал исчезать уже во второй половине XIX в., его праздновали только в хозяйствах самых крупных землевладельцев.

Обычаи, связанные с окончанием летних уборочных работ, соблюдались и при сборе урожая хмеля, особенно характерно это было для чехов. Это была dočeska, dočeský (т. е. конец чесания хмеля). Как и во время дожинок, девушки вили венки из стеблей зерновых и полевых цветов, но добавляли к ним и ветки хмеля. Хозяин устраивал угощение после того, как ему вручался венец с пожеланием счастья и благополучия{677}. В виноградарских южных районах чешских земель и Словакии также бытовали обычаи и обряды, целью которых были охрана и обеспечение доброго урожая винограда. Перед 15 августа (успение — nebevzeti panny Marie, чеш.; panna Maria zelená — словац.) в костеле святили букетики полевых цветов. А затем по мере созревания винограда в разных районах вплоть до 15 сентября совершался обряд «забивания горы» на виноградниках (hora — полоса земли, отведенной под виноградник).

Представители деревенской администрации и стражи виноградников (hotaři) ставили для охраны урожая своего рода символ — «гору» (horu) где-нибудь на холме или на дороге, ведущей к виноградникам. «Гора» была похожа на традиционный для весенних праздников «май», т. е. высокую жердь, на верху которой был привязан освященный в церкви букетик цветов или злаков, а иногда (в южной Моравии) крест с тремя яблоками на его концах — символами плодородия. При обряде вырывалась яма для этой жерди, куда бросались самые лучшие первые гроздья винограда, по-видимому, в качестве жертвоприношения. Рядом разжигался костер, на котором сжигалась «гора», поставленная в прошлом году. Новая «гора» кропилась водой и окуривалась травами.

После того как жердь была укреплена, мужчины стреляли во все стороны из ружей, отпугивая нечистую силу. Здесь же молились своему патрону св. Урбану, чтобы он помог сохранить урожай, и за всех умерших владельцев виноградников, не доживших до «забивания горы» этого года. После совершения обряда жердь стояла на видном месте и никто чужой не имел права доступа к винограднику. День совершения обряда кончался посиделкой у костра или в трактире и угощением за общественный счет{678}.

Обычай этот давно забыт, но он был записан одним из пунктов средневекового виноградарского права, которым пользовались чешские и словацкие виноградари. Однако в день сбора урожая винограда (vinobraní), который празднуют и сейчас и который в виноградарских районах идентичен дожинкам, на площади ставится «гора», выкапывается яма, в которую бросают первый виноград, и разводится костер{679}.

У скотоводов окончание года также было большим праздником. Особенно он праздновался в овцеводческих деревнях, когда возвращались пастухи. В центральной Словакии праздник этот приходился на Митра (св. Деметра) 26 октября. Главный пастух, его помощники и владельцы овец производили окончательный расчет{680}. В Высоких Татрах пастухи уже по дороге домой начинали праздновать конец тяжелой летней работы, они пели, играли на музыкальных инструментах, пили водку и угощали ею прохожих, дарили различные изготовленные ими фигурки из овечьего сыра. После раздачи овец хозяевам главный пастух и валахи сразу же отправлялись на торжественный ужин, который устраивался на общие средства: bačovsko goščina (пастушеский пир), rozhon oviec (роспуск овец). Играли гайды и фуяры, пели валашские словацкие (или чешские в Моравской Валахии) песни, танцевали валашские танцы. Традиция такого праздника при возвращении домой овцеводов продолжается в горных районах Моравии и Словакии и в настоящее время, после создания во многих этих районах овцеводческих кооперативов{681}.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука
60-е
60-е

Эта книга посвящена эпохе 60-х, которая, по мнению авторов, Петра Вайля и Александра Гениса, началась в 1961 году XXII съездом Коммунистической партии, принявшим программу построения коммунизма, а закончилась в 68-м оккупацией Чехословакии, воспринятой в СССР как окончательный крах всех надежд. Такие хронологические рамки позволяют выделить особый период в советской истории, период эклектичный, противоречивый, парадоксальный, но объединенный многими общими тенденциями. В эти годы советская цивилизация развилась в наиболее характерную для себя модель, а специфика советского человека выразилась самым полным, самым ярким образом. В эти же переломные годы произошли и коренные изменения в идеологии советского общества. Книга «60-е. Мир советского человека» вошла в список «лучших книг нон-фикшн всех времен», составленный экспертами журнала «Афиша».

Александр Александрович Генис , Петр Вайль , Пётр Львович Вайль

Культурология / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное