Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. Летне-осенние праздники

Деградация древнего обряда выражается в забвении божества, которому он когда-то был посвящен; в объединении с пеперудой (по общей цели); в использовании ритуальной практики христианского обряда. Последнее явление, вообще характерное для развития многих обрядов (болгары не составляют в этом отношении исключения), хорошо подметил и объяснил П. Г. Богатырев: принципы толкования обряда или его реквизита (в данном случае магический принцип) часто бывают древнее самого обряда^{755}.

Лето — время жатвы. На южных равнинах Болгарии она начиналась уже в начале июня (до троицы или после нее). Жатва считалась радостным событием, на нее выходили празднично одетыми, с цветками, заткнутыми за платок, и нелегкий труд от зари до зари сопровождался песнями особого жанра — жатвенными. То, что хлеба в разных климатических зонах Болгарии поспевают не в одно время (в горах, например, начинали жать после петрова дня), было удобно для развития отхожего промысла жнецов, в прошлом одного из наиболее популярных. Им занимались по большей части девушки из горных и предгорных районов страны. Группу их возглавлял мужчина, который вел все дела («драгоман» — буквально «толмач»; термин возник во времена турецкого ига, когда ходили жать в имения турецких землевладельцев); старались взять и двух-трех парней, помогавших в работе и умевших играть на музыкальных инструментах. Присутствие молодых людей из других сел оживляло жизнь местной молодежи, и вечерами в период жатвы в некоторых районах устраивались вечерницы с хороводами и песнями^{756}.

Оплакивание «умершего Германа» (воспроизведение обычая на фольклорном фестивале)

Жатва сопровождалась магическими действиями, восходящими, по-видимому, к дохристианским верованиям. Начинали жать обыкновенно с середины поля, двигаясь против солнца. В некоторых местах кисть руки и серп обвязывали красной ниткой (мартой, см. «Весенние праздники» настоящей серии, с. 282–283). Первые колосья затыкали за пояс, чтобы не болела поясница и работа спорилась^{757}.

Первый сноп (вариант — три снопа) ставили посреди поля, где он оставался до конца жатвы, и увозили последним. Падение снопа считалось дурным предзнаменованием. Нанятые жницы кидали на сноп платок или шапку, в которые хозяин должен был положить серебряную монету — одновременно дар девушкам и символ чистоты, удачи^{758}. В некоторых местах на сноп клали головку лука или чеснока, «предохраняющих» от колдовского переманивания хлеба в чужие закрома^{759}.

Важную роль в жатвенной обрядности играли последние колосья, оставляемые чаще всего в середине поля, в которых, как верили, была сосредоточена «прибыль» (береке´т). Больше всего этой силы, обеспечившей нынешний урожай и способной дать его в будущем году, заключалось в двойном колосе — «матери нивы», который старались отыскать в центре поля. Стеблей оставляли нечетное число (чаще семь или девять). В некоторых районах их связывали мартой и закапывали колосьями в землю, «чтобы берекет остался в ниве».

В некоторых районах сплетали из стеблей косички, «чтобы заплеталось жито, имелось бы много колосьев», как объясняют местные жители, и прижимали камнем к земле^{760}. Эти сплетенные или связанные колосья назывались «бородой нивы» (брада на нивата; другие названия: брада берекет на нивата, коса, плитка нивна, нивнина). В «бороду» вплетали цветы, серебряные монетки, водили под обрядовые песни вокруг нее хороводы (иногда привязав ее к обрядовому знамени — байряку), поливали через нее водой серпы и руки, как бы получая таким образом частицу ее плодоносной, благодатной силы^{761}. Чаще «бороду» не прикапывали, а отрезали (тоже ритуально — всеми серпами разом) и вешали в амбаре или у очага или же под иконами. Перед севом ее зерна добавляли в семенные. Связывание (сплетение) последних колосьев, по старым поверьям, препятствовало магическому переманиванию урожая на другое поле^{762}.

У болгар этнографической группы капанцев (северо-восточная Болгария) хозяин, получая от жниц «бороду», прикладывал ее к подбородку, а потом уже вешал под иконы — это единственное известное нам свидетельство смыслового соответствия предмета термину^{763}. Однако первоначальный смысл болгарских дожиночных обрядов остается не до конца ясным^{764}.

Конец жатвы в далеком прошлом знаменовался обрядовым закланием петуха — птицы, связанной с поверьями о плодородии. Об этом говорят образные выражения: «заклахме петела» («мы зарезали петуха») или «изядохме петела» («мы съели петуха»), употреблявшиеся вместо «мы закончили жатву»^{765}. Былое обрядовое жертвоприношение переродилось позднее в праздничный обед, к которому могли подать и петуха и курицу просто в качестве блюда.