Калиф-аист. Розовый сад. Рассказы

— Сударь… если служитель узнает, мне конец…

— Понимаю. Вы боитесь, что служитель из мести вас выдаст.

Ох, если бы он еще знал об украденном удостоверении!

— Но уж тут и вы должны признать, что мое милосердие распространяться столь далеко не может…

(Лишь бы выиграть время, время! Главное теперь только это!) И я взмолился опять:

— Дайте мне только три дня, сударь, через три дня я все улажу, но обещайте, именем бога обещайте мне, что за эти три дня никому ничего не скажете — и служителю тоже — ему особенно!.. А я клянусь вам, через три дня все устрою — либо пущу себе пулю в лоб!

— Вы полагаете, что этим возместите убытки?

— Нет, нет! Я не убью себя — у меня дома мать (я лгал)… будьте милосердны… только три дня…

О, как я ненавидел этого хлыща в гетрах. Он приосанился и глядел величаво, явно ощущая себя самым тактичным человеком на свете, полагая, что наидостойнейшим образом улаживает сейчас весьма важное и щекотливое дело. Говорил он мерно, торжественно, как будто диктовал стенографистке. И чувствовал себя добрым и благородным, настоящим вельможей.

— Не думайте, что я склонен приятельствовать с вами и ради вашей милости исполняю ваше желание. Однако быть вашим палачом, как вы изволили выразиться, противно моему вкусу, а кроме того, я не желал бы стать виновником несчастия вашей бедной матери, ни в чем не повинной женщины.

Он демонстративно повернулся и, заложив руки за спину, возвратился в канцелярию. Дверь закрылась, он на меня даже не оглянулся.

Я вошел следом за ним. Истерзанный, уничтоженный, сел за свой стол. Мне казалось, что все на меня смотрят и уже прочли на моем лице, что я — пойманный с поличным, осужденный на смерть растратчик.

X

Жить осталось три дня… жить осталось три дня… — тупо повторял я про себя и не чувствовал решительно ничего. Три дня — сколько это часов? Сколько всего можно успеть сделать за три дня? В эти три дня надо суметь уложить вечность. Вот сейчас, сейчас должно случиться чудо! Удастся ли мне разгадать тайну моих сновидений за эти три дня? Надо провести эти три дня в наслаждениях… Нет, только ночи, ведь днем я корплю в канцелярии. Сегодня, что бы там ни было, непременно пойду в корчмушку… Ах, как я устал! Да ведь я совсем выдохся от такой-то жизни! Может, мне все-таки следует пустить себе пулю в висок… Револьвер при мне… здесь он, в кармане… Пулю в висок… Нет, нет… что, если все же… что-то слу… мой сон… Нельзя губить все. До последней секунды нельзя знать наверное… Я не такой, как другие. Револьвер надобен для других. Перестрелять их всех. Виноват не я, виновато общество. И этого прощелыгу в гетрах… О, гадкий попугай! Кто знает, сдержит ли он свое слово? Не расскажет ли председателю? Не расскажет ли синему человеку? Все они будут торжествовать, попирать меня ногами. Они все чистенькие, честные! Ох, как я их ненавижу! Они все ничтожества по сравнению со мной! Болваны! Я их презираю! Я никому никогда не умел этого объяснить. И теперь умру, исчезну, опозоренный. Они только смеются надо мной. Никто и не догадывается, кто я. Да и сам-то я не догадываюсь. Умру, так и не разгадав свой сон. Умру, и сон исчезнет вместе со мной.

Нет! Перестреляю всех. Ах, это дрянное перо! Даже порядочного пера не дадут человеку! Теперь-то мне все едино. Мир — сплошная глупость.

Упав головою на стол, я громко разрыдался.

— Опять перебрал… сказано ведь: хорошего понемножку, — проворчал специалист по коммерческому праву. — То в обморок валится, то ревет здесь.

Послышались шаги начальника канцелярии, я вытер слезы рукавом холщового канцелярского пиджака и упрямо продолжал писать. В голове кружилась одна только мысль: эти три дня провести в наслаждениях, теперь уже все равно; остатки марочных денежек прокучу, на три ночи их достанет на многое, когда человек дошел до крайней черты, пусть себе гуляет на всю катушку, сколько есть еще времени и денег… Это единственное, что ему остается… единственно хорошее… единственное утешение…

Но к вечеру я почувствовал себя совершенно больным, кружилась голова. Я пошел домой с тем, чтобы отдохнуть, всего лишь часок, а потом, прихватив с собою все деньги, отправиться на поиски развлечений, но, стоило мне опустить голову на подушку, как я уснул и проснулся лишь поздно утром, злой от того, что одна ночь потеряна.