Калиф-аист. Розовый сад. Рассказы

Франци констатировал для себя, что Ирен отсутствует в тот вечер, и это наполнило его душу чувством необычайного облегчения. И на него подействовало как холодный душ, когда тетушка Илка вдруг повернулась к нему и, воспользовавшись очередной картежной перебранкой, вполголоса адресовала ему вопрос:

— Скажите, вы не могли бы навестить Ирен? Это было бы так мило с вашей стороны… Температура у бедняжки спала, и теперь она изнывает от скуки.

И не дожидаясь ответа (к тому же как раз подоспел недостающий партнер для игры), тетушка Илка звонком вызвала горничную.

— Беги к барышне Ирен, передай мои наилучшие пожелания, да скажи, что их благородие сей же час пожалуют.

Франци свалился с облаков на землю и в душе даже укорил себя: в самом деле, негоже бросать в одиночестве больную девушку и не поинтересоваться ее самочувствием.

Ирен возлежала в пышно убранной постели. Видно было, что, услышав весть о приходе визитера, здесь успели извлечь из глубин шкафов хранящиеся там наволочки и самую нарядную кружевную сорочку.

Посетитель был встречен легким упреком.

— Как мило с вашей стороны проведать меня, Францика. Спасибо, что вспомнили обо мне. Вы не боитесь заразы?

Франци испуганно возражал и неловко оправдывался.

— Вам надо быть очень ласковым со мной, если хотите, чтобы я вас простила, — сказала Ирен. — Вы действительно не боитесь заразиться?

В ту пору как раз вошла в моду инфлюэнца, и врачи запугивали людей заразными бациллами. Однако убеждения Франци основывались на рыцарских законах, предписывавших в присутствии дам мужество и презрение к смерти.

— Ко мне никакая хворь не пристанет.

— Тогда присядьте ко мне на постель. Ближе, Францика! — Ирен отодвинулась, высвобождая ему местечко.

Франци не доводилось рассиживаться на постелях молодых барышень, хотя он ни за что не признался бы в этом, к примеру, своему приятелю, провизору Пиште Осою. Он с такой осторожностью опустил свой тощий зад на выступающий деревянный край кровати, словно стремился уберечь девственную белизну простыни от прикосновения своих полосатых брюк.

— Мама сейчас придет, она должна привести себя в порядок, — завела Ирен светскую беседу. — С тех пор как я расхворалась, все домашние дела свалились на нее, а ведь она и сама больная… Что поделывает мамушка?

Но в этот момент Франци соскользнул с полированной доски, и полосатые брюки плюхнулись на девственную простыню. В поисках опоры Франци ухватился за подушку. Подушка свалилась, а из-под нее словно мышь выскользнула: под подушкой у Ирен хранились зеркальце и пудреница. Франци, пытаясь удержать пудреницу, нечаянно столкнул ее, пудреница скатилась на ковер, и крышка ее распахнулась.

— Господи Иисусе, что скажет мама! — вскрикнула Ирен и тотчас рассмеялась. — Не подумайте, будто я только и делаю, что пудрюсь. Просто я хотела скрыть следы лихорадки…

— Мне так совестно… — пробормотал Франци. Вспыхнув до корней волос, он вскочил с постели и опустился на четвереньки, отчаянно пытаясь ладонью сгрести с ковра рассыпавшуюся пудру.

— Да полно вам, Францика! Тут нет вашей вины. Садитесь обратно, но теперь уж устраивайтесь поудобнее. Вот так! И чувствуйте себя свободнее. Наверно вы все-таки боитесь заразиться. Где уж вам поцеловать меня!

Ирен рассмеялась.

— А ведь мы сиживали и поближе друг к другу, не правда ли?

Франци на сей раз погрузился прямо в середину постели, как в глубокий залив, ощущая спиной и боками закутанную одеялом Ирен. Девушка бесцеремонно завладела его рукой и игриво перебирала пальцы, а затем прижала его ладонь к своей жаркой груди.

— Послушайте, как сердце часто колотится! И тело опять горит. Надо бы смерить температуру.

С этими словами она точно градусник сунула под кружевную сорочку широкую мужскую ладонь. При этом Франци все время казалось, будто она прислушивается к шорохам в соседней комнате.

«С минуты на минуту пожалует мамаша», — подумал он, тоже поглядывая на дверь и скользя взглядом по разностильной обстановке комнаты, которая была ни спальней, ни беленькой «девичьей горницей»: здесь стояли мрачный обеденный стол со стульями, а в углу кровать. Во всей этой ситуации Франци ощущал натянутость и фальшь. Вроде бы каждый из них говорил одно, а думал совсем другое. Они лгут точно так же, как эта комната. На первый взгляд сейчас ведут себя примерно так, как по вечерам в беседке. Сидят, прижавшись — точь-в-точь влюбленные, и в то же время болтают на общие темы, как принято среди случайных знакомых. Франци пришлось расписывать в красках перипетии картежных баталий за последние дни. Ирен делала вид, будто ей это необыкновенно интересно. Но по совести говоря, на сей раз ни его, ни ее не занимали даже те манипуляции, которые Ирен проделывала с рукой Франци. Нежные прикосновения и равнодушный разговор — и то, и другое было всего лишь ролью. Причем одинаково фальшивой.