Калифорния на Амуре

Загорский скосил глаза и при слабом свете, который давали тлеющие в печи угли, разглядел в глубине фанзы несколько лежанок, на которых мирно спали какие-то люди.

– Ничего не помню, – пожаловался он. – Как мы оказались у хунхузов?

Помощник отвечал, что сначала у них оказался он, Ганцзалин. Когда он явился со своей разведывательной миссией в китайское поселение, соглядатаи донесли бандитам, что в поселении бродит внушающий опасение китаец, вероятно, шпион. Хунхузы заманили его в пустой дом, под прицелом нескольких ружей связали и оставили там до появления главной разбойницы, госпожи данцзяфу.

– Убить меня хотели, – наябедничал помощник, – но раньше собрались пытать, чтобы я им все про нас с вами рассказал.

– Как же ты спасся? – удивился Загорский.

Вид у Ганцзалина сделался важным.

– Как говорят французы, шуршите женщину[19]. Там, где бессильна сила, побеждает красота.

Загорский был совсем слаб, но самодовольный вид Ганцзалина его позабавил.

– Ну, и кого же ты нашуршал, позволь узнать?

Оказалось, помощник нашуршал не кого-нибудь, а саму госпожу данцзяфу, которая была главарем местной шайки хунхузов и одновременно – той самой девушкой-гимнасткой, которую они с господином вырвали из лап разъяренной толпы в день приезда в Желтугу. Явилась она очень вовремя – как раз, когда Ганцзалина начали пытать. Разумеется, они тут же узнали друг друга.

– Чудеса, – подивился Нестор Васильевич. – С другой стороны, если взглянуть с точки зрения мировой гармонии, все очень справедливо. Ты сделал доброе дело, а спасенная тобой барышня, в свою очередь, спасла тебя.

Ганцзалин в ответ проворчал, что вообще-то спас он себя сам. Госпожа данцзяфу была у него в долгу, но, тем не менее, велела пытать, пока он не скажет, зачем они с хозяином явились в Желтугу.

– Бедняга, – посочувствовал надворный советник, – могу себе представить, какие пытки придумали для тебя здешние разбойники.

Ганцзалин, однако совершенно не хотел этого представлять, а тем паче – испытывать на себе. Если бы его запытали до смерти, никому бы это пользы не принесло. И потому он сказал хунхузам всю правду.

– Всю правду? – изумился надворный советник. – И какую же, интересно, правду ты им сказал?

Ганцзалин признался, что они с его господином явились в Желтугу, чтобы поймать и покарать фальшивомонетчиков.

– И что же хунхузы?

– Сказали, что помогут нам…

Оказывается, сами хунхузы уже несколько раз становились жертвами желтугинских фальшивомонетчиков, когда грабили приискателей, которые покидали Желтугу. При этом выяснилась удивительная вещь: фальшивые деньги были только у русских приискателей.

– Любопытно, – оживился Нестор Васильевич. – Выходит, скупщик Юй Лучань не давал китайцам фальшивых червонцев? Только русским?

Ганцзалин отвечал, что это как раз не удивительно, потому что китайцев больше интересовали не русские червонцы, а китайские юани. А фальшивых юаней, судя по всему, Юй Лучань не имел.

– Интересно, почему? – задумался надворный советник, глядя в окно, где ночь понемногу начала сереть, приуготовляясь к наступлению утра. – Почему китаец стал распространять именно русские фальшивые деньги, а не китайские?

Ганцзалин пожал плечами. Вероятно, потому, что он – китайский подданный. Желтуга, хотя и провозгласила себя независимой республикой, находится на территории Поднебесной. Если бы менялу поймали с фальшивыми юанями, здешние власти вздернули бы его на первой же сосне. А до фальшивых русских денег китайцам нет никакого дела.

– Китайцам – да, – согласился Загорский. – А что, если бы подделку обнаружили русские граждане Желтуги? Боюсь, хитроумного Юй Лучаня даже вешать бы не стали, а просто четвертовали бы – и дело с концом.

Ганцзалин кивнул. Так-то оно так, вот только банков на территории Желтуги нет, а простые приискатели не отличат фальшивый червонец от настоящего. А когда червонцы эти доберутся до какого-нибудь банка, концов уже не сыщешь.

– Н-да, – сказал надворный советник задумчиво, – общая идея вполне ясна. Но мне почему-то кажется, что махинация эта чем-то перегружена. И я даже знаю, чем. Во всей истории совершенно лишним мне представляется староста Ван Юнь. Чтобы сбывать фальшивые деньги, довольно было бы одного китайского менялы. А он-то как раз в этой пьесе играет вспомогательную роль. Главный здесь – именно староста.

Ганцзалин удивился – из чего же следует такой вывод? Загорский отвечал, что, когда он разговаривал с менялой, тот был крайне испуган и твердил, что его заставили. А когда Нестор Васильевич попытался узнать, кто именно его заставил, староста нанес ему предательский удар со спины. Из чего можно со всей ясностью вывести, что именно Ван Юнь играет здесь первую скрипку, а вовсе не меняла.

– Однако староста – должность очень хорошая и выгодная, – продолжал Загорский. – Это, с одной стороны, власть, с другой – деньги. Почет, уважение, никакой тяжелой работы в шурфах. Вопрос, чего ради Ван Юнь решил так рисковать, причем рисковать дважды: сначала, когда затеял историю с фальшивыми деньгами, потом – когда решил меня убить?