Калигула

Весь март я ждала новых известий и гадала, куда же подевался Виниций. К тому времени я понемногу сходила с ума, и только визиты мужа удерживали меня на краю безумия. Кошмары мучили еженощно, наводняя мой мозг сценами крови и смерти. Их обостряли мысли о том, что происходит на улицах Рима по велению Веспасиана и в битвах между римлянами и варварами на германских просторах.

Следующий посетитель появился лишь в начале апреля, и это был не Виниций, а некий трибун претория. Он пришел объявить, что мы покидаем Лугдун. У меня участился пульс. Наконец-то мы вернемся в Рим! Разумеется, меня там могла ждать как свобода в той или иной степени, так и меч, но общая с Агриппиной темница стала для меня кошмаром наяву, дополняющим ночные ужасы, и любая перемена была бы переменой к лучшему. Так мне тогда казалось.

Но мы направлялись не в Рим. Нам предстояло снова погрузиться на тряскую телегу в армейском обозе и двинуться на север.

В двадцать третий день предыдущего месяца в Лугдуне – а не в Риме! – отпраздновали Тубилустрий, что ознаменовало начало нового военного сезона. Калигула перестал заниматься Германией, вероятно решив, что ему удалось подавить вечное стремление варваров напасть на римские владения. Да, та Германия, которая бурлила антиримскими настроениями и управлялась армией под руководством предателя, теперь успокоилась под жесткой дланью легионов с новыми командирами, преданными императору. Впрочем, можно смело утверждать, что на любом кладбище спокойно, а гнев Калигулы оставил море германских трупов. Pax Romana в северных землях стал миром могилы.

Так или иначе, определенные события заставили Гая обратить взгляд в новом направлении. Принц с далекого туманного острова Британия попросил у императора помощи в борьбе с соседом, и в результате армии было приказано пересечь ненастное море и навестить тот северный остров.

Я зажмурилась, когда вышла в сияние весеннего дня в Лугдуне. Армия приготовилась выступать. Агриппина, по-прежнему сжимая в руках грязную урну, оттолкнула меня в сторону, как будто мы стояли в очереди на театральное представление, а не грузились в передвижную тюрьму.

Я не возражала, чтобы сестра первой вскарабкалась на мешки с репой – наши подушки в путешествии – и первой же выбрала себе место. Все равно будет неудобно. К тому времени, когда из-за городских крыш показалось солнце, мы уже выехали на дорогу, ведущую через долину реки Родан. Несмотря на собственную горькую участь, я тревожилась при мысли о цели нашего путешествия, ведь этот остров отразил две военные экспедиции самого Цезаря.

Говорили, что и Август, и Тиберий втайне мечтали завоевать остров и получить за это свершение новое имя – Британик. У них не вышло. Теперь Калигула намеревался пересечь море и преуспеть там, где потерпел неудачу даже великий Цезарь.

И хотя весна была в самом разгаре, погода по мере нашего продвижения ухудшалась. Чем дальше на север мы забирались, тем становилось холоднее и дождливее. В то время как в Лугдуне и тем более в Риме чувствовалось наступление теплого времени года, мы, трясясь на нашей неудобной, вонючей и скрипучей телеге, регулярно мокли и мерзли под северными дождями.

Казалось, путешествие никогда не закончится… Но вот наш отряд во главе с императорской свитой достиг северного побережья Галлии, где и воссоединился с огромной армией, прибывшей туда ранее. То были обновленные, преданные Калигуле германские легионы.

Лагерь разбили почти на самом побережье. Помню, когда меня вели из моего шатра-тюрьмы к временным уборным, мы поднялись на небольшое возвышение. День тогда выдался необыкновенно ясный, и я сумела разглядеть тонкую серую полоску земли на горизонте. Должно быть, это и был легендарный остров Британия.

Британия: земля болот, чудовищ и племен, которые сумели победить величайшего полководца всей римской истории.

Вероятно, я заметила неладное раньше, чем брат и его люди. Во время походов в уборную и в те редкие мгновения, когда мне удавалось высунуть голову из шатра, я почувствовала, что в огромном лагере царит подавленное настроение. Легионеры роптали. Нас держали в шатре между Первым и Двадцатым легионами, и не раз я слышала, как переговариваются солдаты в отсутствие командиров. Они были убеждены, что любое вторжение на тот остров ужасов за бурным серым морем обречено на провал, и очень нервничали. За те двенадцать дней, что к нам подтягивались отставшие подразделения и корабли, идущие вдоль побережья из Германии, лагерь охватили всевозможные суеверия и небылицы.