Калигула

Неделю спустя я обнаружила Анния, второго раба, плавающим в декоративном пруду с самым блаженным выражением на лице. Если раньше, имея двух рабов, я считала себя одинокой, то теперь мне пришлось выучить новый трудный урок: надо ценить, что имеешь. Раз в день я видела одного из шести озлобленных незадачливых наемников, которые редко снисходили до того, чтобы обменяться со мной хотя бы словом. Я спрашивала их, дадут ли мне нового раба. Ответа не получила. Я не могла избавиться от сомнений в том, что известие о моих утратах достигло материка. Итак, моим единственным собеседником был то ли призрак, то ли плод воображения. Я благословляла богов за то, что у меня есть хотя бы эта точка фокуса; в противном случае я бы окончательно сошла с ума.

Других слуг так и не появилось, и мне пришлось осваивать совершенно новые для меня навыки: добычу, обработку и приготовление пищи. Путем проб и ошибок я училась печь хлеб. Плоды моих первых экспериментов варьировались от липкой жижи, которая застывала на столе бетоном и, должно быть, до сих пор там лежит, до штуковин, которыми легионеры с удовольствием стреляли бы из баллисты. Мое полное одиночество открыло мне глаза на то, сколь избалованы мы, высшие сословия. И я по-новому, с пониманием и даже сочувствием, взглянула на тех, кто нам служит. И наконец, у меня появилось представление о том, как моя мать умирала здесь от голода. Я сама была истощена и болезненно худа, а ведь пока я провела в изгнании лишь малую часть того времени, что жила здесь она. Прислуживали ли ей рабы? Разговаривала ли она с тенью отца? Раскрашивала ли мраморные бюсты? Пекла ли несъедобный хлеб?

Той осенью я впервые срубила дерево. Оно не было большим – скорее разросшийся куст. Но после этого я бралась только за тонкие ветки. С пустым желудком и усохшими мышцами рубка оказалась изнурительным делом, но если хочется тепла в зимнюю непогоду, выбора не остается. Однажды я, совершенно измученная, попросила стражника привезти мне дров или угля. Он насмешливо фыркнул и заявил, что ему платят за присмотр, а не за обеспечение меня дровами.

Когда пришла зима, я устроила себе убежище в термах, потому что отапливать всю огромную виллу было трудно и расточительно. Из терм я выходила только для того, чтобы приготовить еды. Кровать я себе сделала в каменной ванне, уложив туда все одеяла и подушки, которые смогла отыскать в доме. Никогда у меня не было более удобной постели. Аподитерий – предбанник – стал моей дневной комнатой, где я ела, отдыхала и медленно сходила с ума.

Мать изредка заглядывала ко мне в термы, но для своих кратких визитов она предпочитала триклиний. Поскольку я старалась не ходить в нетопленые части виллы, наши встречи почти прекратились.

Тем декабрьским утром я жадно поглощала жареную козлятину. Да, я стала еще и мясником в моем самодостаточном безумии, а те козы горько пожалели о том, что подошли слишком близко к вилле. Мясо не пропеклось, но я сумела приготовить вполне съедобный яблочный соус, и он очень украсил неудавшееся и незатейливое блюдо.

Еду я запивала кислым вином. Кувшин для воды давно стоял забытый в дальнем углу. Отдающую уксусом жидкость я предпочитала пить неразбавленной. Утреннего похмелья я не знала уже несколько месяцев.

Внезапно вдалеке послышался стук копыт. Я схватила тарелку с жестким мясом, в другую руку взяла чашу, подумала, зачерпнула побольше вина, залпом его проглотила и только потом рискнула выскочить из теплых терм в промерзшую виллу. На бегу я прикидывала, чего ожидать. Муж, я была уверена, больше не захочет меня видеть. И вряд ли мое освобождение входит в планы Калигулы. Значит, скорее всего, это прибыли палачи.

Когда я открыла дверь, в лицо мне немедленно вцепился ледяной ветер с моря. Меня пробрала дрожь. Но я готова была стерпеть любой холод, так как взгляд мой впился в знакомую фигуру Виниция во главе маленького отряда наемников. Мной овладела невероятная комбинация чувств, ничего похожего я в жизни не испытывала. Надежда и страх, ненависть и желание, стремление побежать к нему и потребность оттянуть встречу. Я искренне хотела видеть мужа, обнимать, любить. И хотела спрятаться от него, облить презрением и ненавистью, ведь он переходил на сторону противников моего брата.

Виниций спешился в саду, прошел по дорожке, хрустя гравием, и остановился передо мной. Все еще не говоря мне ни слова, он взмахом приказал своему отряду заняться собой, и они повели лошадей в ту часть виллы, где когда-то обитали рабы и прислуга.

Внимание мужа привлекло маленькое патио за цветником. В прошлые его приезды оно было увито зеленью, теперь же между колоннами торчали редкие сухие ветки. Он перевел взгляд на меня и вопросительно поднял бровь.

– У меня больше нет рабов. Один повесился, второй утонул. Я сама их похоронила. Оба они покоятся в мавзолее из камней, который я сложила у скалы, выходящей к морю. Не думала увидеть тебя здесь.