Калигула

– Госпожа, прошлым вечером император рано отправился почивать, – проговорил он с опущенной головой и вперив взгляд в пол.

Я щелкнула пальцами, и юноша на мгновение поднял на меня глаза, после чего опять опустил их. Правила поведения с хозяевами накрепко вбивались в рабов и становились их второй натурой.

– Продолжай!

– Господин говорил о том, что у него расстроен желудок. Госпожа, он уже тогда казался больным, но не разрешил позвать лекаря. Я беспокоился.

– И очевидно, не без причины. Твое беспокойство похвально. Что было дальше?

Раб ответил не сразу. Его начало трясти от страха.

– Госпожа, ночью я приходил в покои императора.

Даже произносить такое ему было жутко, и я понимала почему. Рабам строго-настрого запрещено входить в спальни хозяев, когда те спят, и стоящие за запретом соображения абсолютно очевидны. За нарушение этого правила юноше грозила как минимум порка, а он сам мне признался в проступке. Нет нужды говорить, что в тот момент его прегрешения меня волновали меньше всего.

– Что ты обнаружил?

– Госпожа, император лежал на полу, лицом вниз. Он был без сознания, но дышал. Я это понял по тому, как поднималась и опускалась его спина. Я… я перевернул его…

Значит, он еще и прикасался к императору без разрешения. Силан грозно уставился на молодого раба, а Макрон яростно схватился за рукоятку меча.

– Продолжай, – поторопила я раба.

– Его вырвало, когда он упал, и господин задыхался. У меня не сразу получилось, но я сумел уложить его, а потом пошел за водой и тканью, чтобы обмыть. Только сначала, госпожа, убедился, что он уже мог свободно дышать! – От страха он едва шевелил языком. – Знаю, нужно было найти телохранителя или лекаря, но времени не оставалось.

– Не бойся, – кивнула я. – Полагаю, ты спас императору жизнь. Никто не будет наказывать тебя за это.

Несколько приободрившись, юноша поспешно выложил остальные подробности, и его рассказ дополнялся Макроном. Императора тошнило желтой массой. Он не мог глотать, и рабу пришлось вставить палец в горло Калигуле, чтобы влить в него немного воды. Но больше всего раба встревожило другое: когда он менял испачканное нижнее белье императора, то заметил в испражнениях кровь. Мне стало понятно, почему Калигула так бледен.

Видел ли его лекарь?

Да, придворный лекарь уже осмотрел императора и объявил, что тот болен так называемым сирийским поносом. Никто из нас о таком заболевании не слышал, кроме Макрона, который подтвердил, что на Востоке оно выкосило пол-армии несколькими годами ранее.

Я приказала, чтобы послали за другими лекарями, в том числе за известным в городе иудеем, работающим в лавочке в одной из внешних арок Большого цирка. В свое время мне пришлось наблюдать за тем, как увядает великая Ливия – в определенной мере из-за того, что обращалась она исключительно к римским врачам, и это укрепило меня во мнении, что платить стоит только лекарям из Греции и Иудеи. Какая бы хворь ни напала на меня, любых римских лекарей я избегала и доверяла свое здоровье более знающим выходцам с Востока.

Менее чем за сутки, по мере прибытия все новых и новых врачевателей, нам предложили дюжину разных диагнозов, ни один из которых не удовлетворил нас полностью, хотя симптомы болезни Калигулы в той или иной степени на них и указывали. Мы с Друзиллой навещали брата почти каждый час, однако перемен в его состоянии не наступало. Раб, который помог ему и, вероятно, спас от смерти, получил неслыханные льготы в награду за преданность и сообразительность. Позднее ему дали свободу и пожизненное обеспечение при императорском дворе.

Наш брат так и лежал у себя в покоях, в липком поту, истощенный кровотечением и рвотой, без каких-либо заметных изменений. Те три дня, что я провела между домом и постелью Калигулы, слились для меня в один бессонный кошмар. Объятая страхом и отчаянием, я ничего не замечала, и только две мысли запомнились мне с того времени.

Во-первых, стало очевидно, как сильно любят и уважают Калигулу жители Рима. Почти невозможно было выбраться с Палатина в другие части города, потому что люди несли неусыпное бдение у императорского дворца. Скорбная толпа заполняла и Форум, и Велабр, и долину вокруг Цирка, и даже улицы Палатинского холма, за исключением тех, которые преторианцы держали для нас свободными. Затаив дыхание, римляне ждали новостей и молились многочисленным богам о том, чтобы ужасная хворь не забрала у них императора так скоро после восхождения на трон.