Калигула

Второе важное событие касалось Гемелла, который вдруг выполз из той норы, где прятался все эти месяцы. С того дня, как мой брат освободил его и сделал своим наследником, Гемелл держался подальше от центра власти. Вероятно, отсиживался в старом доме своего отца на Виминале, что весьма разумно с его стороны. Довольно долго о нем не было ни слуху ни духу, но внезапно этот жалкий недомерок возник сразу и повсюду. Могло показаться, будто он сам не свой от тревоги за императора, особенно если послушать, как он восхвалял Калигулу перед горожанами. Но те из нас, кто знал подлую натуру Гемелла, понимали, что на самом деле он пытался завоевать расположение толпы и укрепить свои позиции преемника.

На третий день, когда я шла навестить брата, на глаза мне попался Гемелл – и не один, а в компании с Макроном и Силаном. Они стояли у входа во дворец и что-то обсуждали. Разумеется, Гемелл являлся законным наследником брата, и ничего странного в том, что он добивается внимания, не было, особенно если учесть плачевное состояние Калигулы. А Макрон и Силан оба тесно связаны и с нашим братом, и с вопросом наследования, поэтому на первый взгляд не могло быть никаких оснований что-либо заподозрить при виде их троих, углубленных в беседу.

Тем не менее была в их позах некая увертливость, которая вкупе с вороватой оглядкой и осторожными жестами безошибочно выдавала заговорщиков. Едва я увидела эту троицу, то поняла: они заключили тайный союз. А следующий логический шаг привел меня к выводу, что болезнь брата вызвана отнюдь не естественными причинами.

Требовалось поговорить с Калигулой. Необходимо было найти то, что медленно, но неотвратимо сводило его в могилу. А для этого убрать этих троих с моего пути. В конце концов я решила призвать на помощь Друзиллу. Из женщин нашей семьи самой предприимчивой, коварной и опасной была Агриппина, причем даже в большей степени, чем мы считали. Я по-своему тоже себе на уме и не боюсь подтолкнуть события в нужном мне направлении, если требуется. А Друзилла… Друзилла – одна из тех, кто никогда не причинит никому вреда и не станет интриговать в свою пользу. Она – как развернутый свиток, написанный простым языком. Вот почему Друзиллу никто и ни в чем не заподозрит.

Я поведала ей то, что сочла возможным, и мы приступили к делу. Сначала Друзилла обратилась к Макрону с сообщением, будто бы Лепида поразила такая же болезнь, что и нашего брата. Будь у меня сомнения относительно того, кто повинен в произошедшем, то они развеялись бы при виде озадаченности на лице префекта: если он отравил Калигулу, то как мог Лепид подхватить то же самое?

Как я и рассчитывала, Макрон и Силан решили навестить несчастного и выяснить, что с ним случилось. Лепид должен был изобразить человека, страдающего от расстроенного желудка, и это, с одной стороны, успокоило бы Макрона, а с другой – разозлило. Но что самое важное – префект и Силан на какое-то время будут заняты и не смогут мне помешать. Таков был план, а получилось еще лучше: когда эти двое ушли, Гемелл тоже покинул дворец и отправился привлекать толпу на свою сторону. Как будто он мог для кого-то быть привлекательным.

Освободив дворец от злонамеренного триумвирата, я опять бросилась к брату, прихватив с собой того самого лекаря-иудея. Он сидел над книгами и пытался вычислить недуг, убивавший моего брата. У меня замирало сердце при мысли о том, что придется довериться человеку, которого почти не знаю. Но во дворец его привела я, поэтому лекарь вряд ли мог иметь какое-то отношение к Макрону, и главное – жизнь Калигулы стоила любых опасностей, которые я могла на себя навлечь.

Я буквально волоком притащила его к ложу Калигулы и спросила:

– Что с ним, по-твоему?

– Болезнь кишечника, сходная с той, которая встречается у обитателей болотистых местностей в срединной части провинции Египет.

– И ты лечил его именно от этой болезни? – продолжала я.

– Да.

– Заметно ли хоть какое-то улучшение?

Он виновато опустил голову:

– К сожалению, нет, госпожа.

– Поскольку это не та болезнь. Если я скажу тебе, что никакой болезни вообще нет, а император страдает от яда, ты изменишь лечение?

Врачеватель нахмурился:

– Госпожа, я бы лечил императора совсем по-другому.

– Хорошо, – сказала я. – Тогда лечи его от отравления. И молчи! Просто посмотрим, станет ли ему лучше.

С этими словами я оставила лекаря и, когда раздраженный Макрон в сопровождении Силана вернулся, уже стояла на улице и разговаривала с мужем. Префект прошел мимо, ворча что-то насчет ипохондриков, которые отрывают его от важных дел. Меня это ничуть не взволновало. Своей цели я достигла.