Калигула

В то же время он сближался с Синим и, благодаря прибавке в скорости, опережал его, в результате чего подрезал его колесницу.

Возница Синих потерял голову, ведь все шло хорошо, и вдруг он оказался в безвыходном положении. Если взять левее, то не останется места для нормального поворота, и ему крышка. Если брать правее, то повернуть он вообще не успеет и, скорее всего, врежется в трибуны. Если же держать прямо, то въедет в колесницу Красных, и после такого столкновения вряд ли выживет хоть кто-нибудь из возниц или коней. Синий направил свою четверку вправо. Думаю, что так вышло почти случайно. Возница, ослепленный паникой, попросту не соображал, что делает.

Две повозки снова разделились. Синий несся к стене, а Калигула, увидев, что его маневр удался, попытался из правого поворота перестроиться в левый. Всем телом он наклонился к центру арены и натянул поводья и каким-то образом все же успел вписаться в резкий изгиб дорожки. Ужас происходящего затягивал. Я не могла оторвать от арены взгляда. К сожалению, за обеими колесницами уследить было невозможно, и поэтому я улавливала события фрагментами.

Синий, понимая, что сделать он уже ничего не сможет и от смертельного столкновения со стеной его отделяет всего несколько мгновений, вытащил кинжал и стал резать поводья, обмотанные вокруг его запястья. Он сумел выпрыгнуть из колесницы за миг до того, как лошади превратились в кровавое месиво, а повозка – в щепки. Возница в падении четыре раза ударился о землю и наконец замер на песке, запачканном кровью. Под грохот копыт к нему бросились люди с носилками, подняли и быстро унесли куда-то внутрь цирка.

В это же время наш брат произвел самый крутой, самый невероятный поворот из всех, что я видела. Потом узнали, что с внутренней стороны колес соскоблилась краска, и это показывало, как велик был угол наклона и как близок к катастрофе был Калигула. Мое сердце стучало наперегонки с копытами. Вот его колесница выровнялась и, дважды подпрыгнув, опустилась на землю. Когда он заложил следующий поворот, на этот раз под куда более стабильным углом, и с подставки исчез еще один дельфин и еще одно яйцо, я осознала, что гонка, по сути, закончена. Последний круг ничего не изменит. Второй Синий и Зеленый теперь слишком отстали, чтобы надеяться догнать дерзкого Красного, тогда как ведущий Зеленый, тот самый опасный испанец, уже недосягаем для Калигулы. По-видимому, все возницы пришли к такому же заключению, и, хотя скорость не сбросили, было видно, что теперь они просто желают закончить гонку целыми и невредимыми.

Виниций рядом со мной протяжно свистнул:

– Я думал, ему крышка…

Все еще в шоке, я только тряхнула головой. Когда Гай научился так искусно управлять колесницей? Впрочем, для него это типично – он не останавливался на полпути. Всегда хотел все или ничего.

– Казну он сберег, – засмеялся Лепид, – и выиграл сотню башмаков. Второе место ему обеспечено, а он обещал любое призовое место.

Та коллекция обуви до сих пор хранится в сундуке на Палатине. Должно быть, это самый странный трофей из всех, но при этом ценнее любых венков.

Глава 14. Кровь

Тот октябрь обещал стать лучшим месяцем в жизни нашей семьи. Друзилла готовилась к свадьбе с Лепидом, которая наконец-то соединит их после двух десятилетий безнадежной любви. Калигула купался в народном обожании. Агриппина ходила на сносях, и муж великодушно перестал избивать ее из страха навредить наследнику. Мы с Виницием прекрасно ладили и становились тем ближе, чем больше времени проводили вместе.

Но на Палатин спустилась туча и затмила лучезарный небосклон благоденствия. Однажды ранним утром, вскоре после календ, побелевший, с диким взором преторианец доложил мне, что император при смерти.

Мы с Виницием бросились во дворец, где нас провели в покои брата. Там уже находились Макрон, префект претория, и Силан, тесть Калигулы. Они оба были встревожены, но никаких подробностей не могли сообщить. Практически не встречая сопротивления, я поспешила к Калигуле.

Его лицо без единой кровинки будто покрылось восковым налетом, волосы взмокли от пота, синеватые губы искривились в агонии, глаза пожелтели. То есть слова преторианца о том, что император умирал, были недалеки от истины. Я попыталась заговорить с братом, расспросить, как он себя чувствует, но он будто разучился складывать слова и производил лишь нечленораздельное бульканье и хрипы.

С этим я и вернулась к мужу в большой зал, куда как раз прибыли Друзилла с Лепидом. Испуганный взгляд сестры встретился с моим, и без лишних слов она тоже направилась к постели брата.

– Рассказывай! – велела я, обращаясь теперь не к государственным мужам, беспомощно мнущимся в центре зала, а к забившемуся в угол рабу.

В руках юноша сжимал влажную ткань и испачканное нижнее белье. Я сообразила, что это один из личных рабов Калигулы и что, возможно, он недавно был с императором. Порой есть смысл поговорить с рабами. Часто они куда лучше осведомлены, чем их хозяева.

Раб сообщал нужные нам подробности робко и чрезвычайно почтительно.