Калигула

Потом мы вернулись домой. Уже ближе к ночи из дворца прибыл посыльный – лекарь-иудей призывал меня к постели больного императора. Не сумев добиться от посланца никаких подробностей, я набросила на плечи накидку и выскочила в сгущающиеся сумерки. Для защиты взяла с собой привратника. В более существенном эскорте, на мой взгляд, нужды не было, ведь от нашего дома до дворца, охраняемого германцами, всего около двухсот шагов – так близко, что мускулистые телохранители, наверное, видели со своего поста мою входную дверь. Никто не остановил меня на этом коротком пути.

К моему огромному облегчению, во дворце не было ни Макрона с Силаном, ни Гемелла. Префект приказал своим людям никого не впускать к императору, кроме лекарей, и я уже готова была броситься с кулаками на преторианца, который загородил мне проход в спальню брата, но тут раздался тонкий, слабый голос, окликнувший меня по имени.

Голос моего брата…

Несмотря на все приказы Макрона, ни один преторианец не посмел бы ослушаться императора, а когда в дверях появился лекарь-иудей с длинными локонами и объявил, что император желает видеть свою сестру, неприступность охранника куда-то разом подевалась, и он укрылся в темном углу. Именем брата я велела всем преторианцам убираться вон из его покоев – пусть охраняют императора, стоя в атриуме. Они не были настроены спорить, и я как раз провожала их, когда появились запыхавшаяся Друзилла и Лепид. До их свадебной церемонии оставалось еще несколько недель, однако выглядело все так, словно они были вместе, когда сестра, как и я, получила весточку от лекаря. Что ж, может, Лепид возлежит с ней уже не первый месяц. Я вовсе не собиралась отчитывать сестру за несоблюдение приличий, мне хватало более серьезных забот.

Друзилла убедила Лепида остаться за дверью, чтобы успеть предупредить нас, если вернутся Силан или Макрон. А мы вдвоем поспешили в комнату брата, к его ложу. На первый взгляд его состояние не улучшилось – он был все такой же серый, потный и слабый, однако из глаз ушла та ужасная желтизна, и нижняя челюсть больше не висела безвольно в потеках слюны. Это были важные перемены, и во мне вспыхнула надежда.

– Император поправится? – спросила я у лекаря, стоящего по другую сторону ложа.

Тот неопределенно пожал плечами:

– Я бы хотел ответить утвердительно, госпожа, но пока в этом не уверен. Скорее всего, худшее уже позади. Нужно сказать, я поражен живучестью его организма. Куда более сильные и крепкие мужчины уже скончались бы. По-моему, император – необыкновенный человек. Завтра к полудню мы будем знать точнее. Если в стуле больше не увижу крови, то можно надеяться на счастливый исход. Бог милостив, император справится.

– Боги милостивы, – рассеянно поправила я, хотя вовсе не собиралась спорить о религии с иудеем. Он же в ответ снисходительно улыбнулся мне, как будто знал что-то такое, о чем мне не было известно.

Послышался какой-то хрип, и я нагнулась к постели больного. Калигула пытался говорить.

– Что? Что, Гай?

Он подавил приступ дрожи, чуть приподнялся на подушке, сжал зубы и просипел, будто каждое слово давалось ему с мучительной болью:

– Я… могу умереть.

– Боги не допустят, чтобы еще один сын Германика оставил этот мир! – с жаром возразила я, и Калигула слабо улыбнулся.

– Мне нужно кое-что сделать… на случай… ты понимаешь?

Я замотала головой:

– Гай, ты обязан поправиться! Макрон и Силан что-то замышляют. Они таскают повсюду Гемелла, как будто он уже сменил тебя. А этот идиот старается задобрить горожан, чтобы те поддержали его. И мне кажется, что заболел ты не без помощи Макрона. А может, и Силан приложил руку.

Я приготовилась спорить, но, к моему удивлению, брат только кивнул с загадочным выражением:

– Ливилла, Макрон частенько жаловался, что ты недолюбливаешь его. Это заставило меня задуматься, и я наблюдал за ним еще до того, как это случилось… – Его речь прервал приступ мучительного кашля; Калигула отхаркнул в тряпицу что-то отвратительное и, обессиленный, откинулся на подушки, но спустя несколько минут смог продолжить: – Я ожидал чего-то подобного. Тиберий был ужасным человеком, но он преподал мне один очень важный урок, за что я ему теперь благодарен. – Я нахмурилась, и брат, хотя и был едва жив, не удержался от смешка. – С тех пор как мы вернулись в Рим, я постоянно принимал крошечные дозы различных ядов, чтобы повысить свою устойчивость к ним. К счастью, я извлек урок и из собственных действий и пил вытяжку из ягод абруса. Мой недуг – последствия того самого красного яда, я уверен в этом.

В полном изумлении я отступила на шаг.

– Да, – подтвердил Калигула и усмехнулся. – Я сам познакомил Макрона с абрусом, и в знак благодарности он меня им же и отравил. Но я успел привыкнуть к яду за прошедшие месяцы, и потому есть хороший шанс, что я выживу. На такой исход Макрон не рассчитывал.

Я все не могла оправиться от потрясения:

– Ты принимал яд? Да ты сумасшедший!

– Зато живой, – буркнул брат. – Хотя все еще может обернуться иначе… Пусть придет писец. И велите преторианцам покинуть здание. Отныне за охрану дворца отвечают германцы.