Калигула

Что Полемон хотел этим сказать? Что заключение должно быть сладким, чтобы ты не замечал его? Или что золото и вправду лишает свободы всех и вся?

Да, солдатам Макрона, преторианцам, платили щедро, и они соблюдали дисциплину и почти совершенно безразличное молчание, как и в дни Сеяна. Предусмотрительная жадность Августа и ненасытная, явная скупость Тиберия, возможно, родились из схожего опыта.

«Сенаторы разделены, и им не удаётся направлять власть, — с улыбкой сказал Тиберий (редкий случай, когда на его лице видели улыбку) и заключил: — Настоящий хозяин — деньги».

Император встал и начал шагать по комнате; через пять-шесть шагов он поворачивал обратно, подходил к какому-нибудь предмету, брал его в руки и ставил в ряд с другими.

Вот маленькая мемфисская ваза из стекла и рубиновой крошки, она в целости и сохранности перенесла тысячу триста лет; говорили, что она времён восемнадцатой династии фараонов. Вот огромный индийский изумруд, подарок Котиса. Вот лик бога Амона, сверкающий, как солнце, поскольку отлит из чистого золота, без примесей.

Император сказал себе, что продажное безразличие преторианцев к смерти Макрона весьма ему на руку, но само по себе страшно. «Тиберий окружил себя морем. А я здесь, и нужно создать неподкупную стражу».

Он продолжал шагать. Вот маленькие изящные керамические горшочки для мазей и бальзамов, золотые и стеклянные сосуды, в которые макали костяные палочки, чтобы нанести благовония на кожу. Ирод говорил, что его бабка посылала их Клеопатре. Вот маленькая хризоэлефантина — статуэтка из золота и слоновой кости: орёл Зевса, похитивший Ганимеда. Когти втянуты, чтобы не поранить тело юноши, мощные лапы отрывают его от земли, а огромные крылья расправлены для полёта. Юноша, зная, что его похищает бог, не сопротивляется и даже рукой обхватил шею орла. Говорили, что это работа Леокара.

Маленькая бронзовая фигурка — голова сатира с заострёнными ушами. Сатир хохочет. Говорили, что этот пьяный смех на толстых губах собственноручно изваял скупой Лисипп, который за каждую проданную статуэтку бросал в амфору золотую монету, и когда умер, их там насчитали полторы тысячи.

Миниатюрная мраморная богиня, изящная Венера Вифинская, присевшая на корточки на берегу реки, нагая, оглядывающаяся назад. Говорили, что это была первая идея, над которой работал знаменитый Дойсал. «Красота не предаёт, не стремится захватить тебя. Она не думает, глядя на тебя, что в двадцать семь лет ты должен умереть».

Император взял в руки синий стеклянный кубок из Тира с выгравированными фигурками пляшущих сатиров. Художник искусно вырезал их в стекле обратным рельефом, но они казались выпуклыми.

«Мой отец тоже собирался организовать особую личную охрану, но у него не хватило времени претворить в жизнь эту идею...»

Он понял, что хочет пить. В самой богатой, исключительной комнате императорских дворцов не было ни одного кувшина воды. Но император сказал себе, что не может открыть дверь. Он поставил кубок на место и вдруг подумал: «Германцы! Германские всадники, набранные во вспомогательные войска, что несли дозорную службу на Рейне. Германцы, вырванные из своей страны и знающие, что больше не смогут туда вернуться. Германцы, не понимающие ни слова по-латыни, ни с кем не знакомые во всём Риме, которому не желают добра. Верные инстинктивно и по необходимости. Germani corporis custodes — германские телохранители».

Потом вспомнился хриплый голос Эннии на Капри, её грубые пальцы с толстыми суставами, как они ерошили ему волосы в те несчастные дни. Под рукой Сертория Макрона Энния боролась по мере своих скудных сил. «Её сильной стороной был опыт шлюхи и её дядя Фрасилл, что оглашал пророчества. Жалкие псы, рычащие, потому что цепь давит на шею. Однако же Фрасилл спас мне жизнь, предсказав Тиберию, что я никогда не приду к власти». В каких комнатах развернулся тот диалог между хитрым астрологом и раздираемым подозрениями старым императором, пока сам он, ничего не ведая, сидел в библиотеке? А Энния в конце концов проявила достоинство и мужество — большее, чем многие жёны сенаторов.

Это были первые смерти в его правление, первые умершие по его воле. Камни, упавшие на его пути. «Фрасилл больше ничего не может предсказать. Власть пришла, вот она. Это тигр».

ДРУЗИЛЛА

Хватило получаса, чтобы весь Рим узнал о падении Сертория Макрона и подробностях его смерти. Горожане, доносил Каллист, ошеломлённо замирали на улицах. Но поскольку живой Макрон внушал только страх и со времён Тиберия был связан с воспоминаниями о насилии, римляне восприняли его конец с облегчением. Перед Палатинским дворцом стихийно собралась толпа с радостными криками об исчезнувшей опасности и смерти предателя.

Но иные настроения царили среди магистратов, жрецов, оптиматов: они со страхом обнаружили, что молодой император — совсем не тот человек, о котором они рассказывали друг другу до последнего дня. Погруженный в книги юноша, неуверенно бродивший по лестницам виллы Тиберия, оказался скрытным и способным на тайные замыслы, умеющим притворяться и моментально принимать решения.