Калигула, или После нас хоть потоп

Валерия напряженно наблюдала за этой сценой. Она сидела в тридцати шагах от Луция и внимательно следила за его лицом, но не заметила, что он смотрел на Ливиллу. Она видела только, что он не посмотрел на нее. Он не обратил на нее внимания, словно ее здесь и не было. Женщина задрожала от злости. Он уходит. Оглядывается, наверное, ищет Торквату. Валерию трясло. Холод подкатывался к самому сердцу. Он идет к этой сенаторской девице. О Геката, чего я еще жду? Довольно любви! Довольно унижений. В Остии я колебалась. Теперь этого не случится.

Торквата тоже не спускала глаз с Луция. От нее не укрылось, что он не обратил внимания на Валерию. Венера милосердная, очевидно, это знак того, что он вернется ко мне? Я буду терпелива, буду ждать, только бы он вернулся!

Мысли обеих женщин прервало грозное рычание. Глухое, хриплое рычание, повторяемое без устали сотней хищников. Это проголодавшиеся тигры устроили чудовищный концерт.

Через цирк на коне проезжал трубач. Каждую минуту он останавливал коня, трубил и громким голосом объявлял, что после перерыва осужденные на смерть, специально приготовленные к этому бою, будут сражаться с индийскими тиграми. Буря оваций сотрясла цирк.

-- Ну вот, -- сказал, поднимаясь, Бальб Скавру, -- теперь начнется... У меня нет желания смотреть, как тигр пожирает человека, даже преступника. Вино мне нравится больше, чем кровь.

Скавр остался.

Уходили мужчины и женщины, ушли Сенека. Валерия и Торквата. Однако цирк по-прежнему был переполнен. Император проводил Эннию к носилкам и вернулся, посадил между собой и Ливиллой Луция.

На арену цирка вышли мужчины, вооруженные копьями и короткими мечами. Наконец появились бенгальские тигры.

Император первый приветствовал их восторженными аплодисментами.

Однако ему не пришлось полюбоваться великолепным зрелищем. Неожиданно он встал, поднес руки к вискам, застонал от боли и покачнулся. Макрон и Луций вскочили. Тяжело опираясь на них, Калигула сотрясался в припадке. Ливилла усмехнулась:

-- Мне это знакомо. Приступ эпилепсии. Будьте осторожны, он будет кусаться и бить ногами.

Мужчины дотащили императора до лектики, приказали отнести во дворец и, полные сострадания, пошли рядом с носилками.

Ливилла осталась одна в императорской ложе. Она смотрела, как изголодавшиеся и раненые хищники рвут на части тела мужчин. Ее красивые зубы сверкали в полуоткрытых карминовых губах и глаза блестели от восторга.

Напрасно Валерия весь вечер прождала возлюбленного. Луций сидел у императорского ложа с Эннией, Макроном и врачами, которые не знали, что предпринять.

У Калигулы началась горячка, его всего трясло, мороз пробирал до костей, а вслед за тем он покрывался потом.

После игр народ узнал, что император заболел. Толпы окружили дворец и не торопились расходиться. Несмотря на то что наступила ночь, они требовали, чтобы каждый час сообщали о здоровье любимого правителя.

Врачи так и не решили, что делать. По рецепту врача Августа Мезы императора обложили холодными компрессами, но они не принесли облегчения. Положение становилось серьезным.

Тысячи людей расположились на Палатине и форуме. Громкие стенания и плач раздавались всю ночь. Все боги: римские, греческие, египетские, фригийские -- призывались на помощь. Патриции и плебеи обещали божествам богатые дары за сохранение жизни императора.

Из толпы неслись крики:

-- Сохрани его, всемогущая Геката, а за его жизнь возьми мою!

41

Четвертую неделю Рим пребывал под знаком печали, в плаче и надежде. В императорском дворце все были поглощены заботами о больном. У ложа цезаря сменялись врачи.

У Эннии от усталости и бессонных ночей ввалились глаза. Сестры Калигулы -- Ливилла, Агриппина и даже Друзилла, сама страдавшая болезнью легких, не отходили от его постели. Макрон и Луций не покидали дворца.

Ночи были томительные, изнуряющие, тяжелые. Днем больной дремал, но ночью, когда жар усиливался, начинал бредить. Ему казалось, что он в цирке и скачет на своем Инцитате. Он боролся с ветром, призывая на помощь Юпитера, нахлестывал своего любимца; победный клич бредящего императора говорил о том, что он пришел первым.

В эту минуту Луций был наедине с врачом у постели больного. Харикл ставил ему на виски пиявки. Луций намоченной в холодной воде с вином губкой отирал пот с его лба и груди. Светало. Серебряный рассвет разогнал видения, император очнулся. Открыл глубоко запавшие глаза, обвел взглядом помпейскую роспись на стене, потом взгляд его соскользнул на Луция:

-- Как Инцитат?

-- Хорошо, дражайший, -- ответил Луций.

-- Он несся как вихрь. Мы опередили всех. Но он был весь в мыле. Как бы не заболел.

Луций встретился глазами с Хариклом: опять бредит.

-- Я зайду на конюшню и присмотрю за ним, -- пообещал он.

Калигула слабо улыбнулся Луцию:

-- Ты мне верен. Скажи, который уже день...

-- Шестой, -- быстро вставил Харикл.

-- Лжешь! Скажи ты, Луций!

-- Двадцать шестой, мой дорогой.

-- Ах ты, лживый лекаришка! Пить! Не ты. Луций, ты дай мне напиться!

Луций отпил из чаши и, поддерживая левой рукой голову Калигулы, дал ему напиться.

-- Я слаб. Где Энния?