Читаем Калигула, или После нас хоть потоп полностью

-- О Марк Тулий Цицерон, прости ему эти насилия над твоим родным языком!

Руф воззрился на него с трогательным непониманием.

Префект едва ли не взбесился.

-- Да узнаю ли я, в конце концов, о громы Юпитера, что делал там Фабий!

Руф обратился к нему:

-- А вот сейчас! Он как раз тут и вышел на сцену

оборванный, весь в копоти, от него так и несло затибрским смрадом,

всеми этими мокнущими кожами, грязью, блохами. Он неуклюже

поклонился богине: нельзя ли и мне получить такой сад? Рог изобилия

наклонился, и в руках Фабия оказался горшок с кактусом! У бедолаги

даже лицо вытянулось. "Маловат что-то садик! Ну да ничего, нам и

этого хватит для счастья. А не дашь ли ты мне,' фортуна, в придачу

еще буханку хлеба". Богиня заглянула в рог -- ничего там нет!

Нахмурилась, ножкой от злости топнула. "Хлеб! Глупость какая! Не

проси того, что Фортуна не раздает, глупец. Счастье и хлеб! Вот

тебе. дерзкий!" Она извлекла из рога кнут и, не переставая

танцевать, протянула им как следует вдоль спины.

-- Ну а Фабий? -- торопил префект.

Руф обеспокоился: тут-то вас всех за живое и заберет! Ну да нечего делать.

-- Фабий побежал от ударов на край сцены, к зрителям. Кактус был у него в руках, он вскинул его кверху...

Вот вам, квириты, эта справедливость!

Вино и деньги, за мешком мешок,

И власть, и почести, и славу, и успехи,

И знаки консула, и девок для потехи -

Все это сыплет изобилья рог

На левый берег Тибра год за годом,

В бессовестные руки богачей...

А что ж, на правом -- нет уже людей?

Иль тот, кто гол и бос,

И нищ, и низок родом -

Не человек?..

-- Бунт! -- взорвался префект. -- Подстрекательство против власти!

-- Нет, не сказал бы, -- спокойно возразил претор. -- С точки зрения римского права нельзя доказать по существу, что это антигосударственная деятельность. Упреки обращены к богине, а не к государству или городу.

-- Богиня и государство. Тут есть связь, -- осторожно напомнил эдил.

Но претор остановил его жестом:

-- Мы еще не все выслушали. Продолжай, Руф!

Когда затихли рукоплескания и крики, Фортуна отложила опустевший

рог изобилия, сбросила одежду богини и стала Квириной в красной,

перепоясанной белой лентой тунике. Она взяла миску и пошла в

публику собирать монеты. А за нею хозяин Кар. с глазами хищника: он

боялся упустить и пол-асса. За сценой затренькали две гитары,

грязный и всклокоченный Фабий стал петь, сопровождая пение жестами

и гримасами.

В Затиберье своем, как на небе, живем:

Ничего не едим и ни капли не пьем.

Потому как все дни и все ночи подряд

Заменяет еду нам -- ее аромат.

Вот его мы и варим, и жарим, и пьем,

И, как вши в молоке, полоскаемся в нем.

Не житуха -- а рай, хочешь -- ветры пускай,

А не хочешь пускать, так ложись -- помирай.

Но и тот, кто и впрямь до отвала жует

И до одури пьет,

Он ведь тоже умрет.

И упустит из рук всю свою дребедень!..

А у нас впереди -- не один еще день:

И затем, чтоб, как прежде, о хлебе мечтать,

И затем, чтоб хранить наше право дышать,

И затем, чтоб опять и опять

Над своей нищетой

Хохотать!..

-- Это и был конец! -- выпалил Руф и перевел дух.

Трое сановников в смущении глядели друг на друга. Обоих сыщиков отпустили. И снова принялись раздумывать. Это бунт! Нет, не бунт. Да. Нет.

-- Да. Иначе что же могло бы означать, что тот, кто пил вино, тоже подохнет и упустит из рук всю свою дребедень, -- язвительно заметил префект.

Претор и эдил призадумались.

-- Что могло бы означать? -- переспросил благодушный претор. -- Да так, вообще, рассуждение...

-- Прекрасное рассуждение. Кому принадлежат винные склады, возле которых играли эти смутьяны? Императору. Негодяй имел в виду императора!

-- Быть того не может! -- ужаснулся эдил.

-- Ну, зачем же все переворачивать с ног на голову, мой дорогой, -заметил претор.

-- Да знаю я этих подлецов, -- кипятился префект. -- Актеры -- это рупор. О чем плебеи думают, о том актеры кричат. Они знают, что император стар и немощен. Вот и говорят себе: "Пришло наше времечко". Долой Тиберия! Подавай нам новый Рим. Лучший. Республиканский! Рес-пуб-ли-кан-ский, а? Недавно один комедиант сознался под пытками. Они будоражат народ...

-- Ты все же преувеличиваешь, мой дорогой. Фабий ничего такого... -заговорил претор.

-- Не преувеличиваю. Вам известно, что он сказал мне всего лишь год назад, когда я его допрашивал перед отправкой на Сицилию? Я вам скажу: "У вас наберется сотня-другая вигилов. а нас, в Затиберье, сто тысяч..." За это он получил двадцать пять ударов кнутом. Теперь вы, надеюсь, понимаете, что это за сброд и кого вы желаете прощать?

-- И все-таки в этой песенке действительно нет ничего страшного, -спокойно подтвердил эдил.

-- А в его стихе -- тоже ничего? -- заорал префект. -- Да он задел самого императора!

-- Но, дорогой префект, речь шла всего лишь об императорском вине. И даже только аромате этого вина. Это голая абстракция. С точки зрения римского права мы тут ничего предпринять не сможем...

-- Кроме как засадить Фабия да и всыпать ему как следует, -- сорвалось у префекта.

-- Да куда там! -- заговорил претор. -- Я советую не делать опрометчивых шагов. Выясним прежде, как на это посмотрят наверху...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций
1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций

В монографии, приуроченной к столетнему юбилею Революции 1917 года, автор исследует один из наиболее актуальных в наши дни вопросов – роль в отечественной истории российской государственности, его эволюцию в период революционных потрясений. В монографии поднят вопрос об ответственности правящих слоёв за эффективность и устойчивость основ государства. На широком фактическом материале показана гибель традиционной для России монархической государственности, эволюция власти и гражданских институтов в условиях либерального эксперимента и, наконец, восстановление крепкого национального государства в результате мощного движения народных масс, которое, как это уже было в нашей истории в XVII веке, в Октябре 1917 года позволило предотвратить гибель страны. Автор подробно разбирает становление мобилизационного режима, возникшего на волне октябрьских событий, показывая как просчёты, так и успехи большевиков в стремлении укрепить революционную власть. Увенчанием проделанного отечественной государственностью сложного пути от крушения к возрождению автор называет принятие советской Конституции 1918 года.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Димитрий Олегович Чураков

История / Образование и наука