Калигула. Тень величия

Оставшись один в своей спальне, Гай скинул тогу, нетерпеливо рванул тонкую ткань синфесиса, оставшись обнаженным. Чан с теплой водой уже ожидал его, и он с наслаждением погрузился в него. Протянув руку, откинул занавес с потайной ниши.

— Приветствую тебя, моя бессмертная любовь! — со вздохом произнес он, обращаясь к темноликой богине на постаменте. — День сегодня был просто сумасшедший…

И он подробно принялся рассказывать о том, где был и что делал, будто Юния сидела с ним рядом, живая, и слушала его.

XXV

К разочарованию Фабия, у задней двери в дом его ожидала служанка. Она поманила его за собой и провела в покои госпожи. Мессалина ожидала его в кубикуле, где был накрыт стол с закусками и вином. Девушку окутывал прозрачный муслин, она, отставив изящную ножку, потягивала из чаши вино.

— Ты вновь опаздываешь, — томно сказала она, — я так скучала в одиночестве.

Фабий опустился в катедру напротив, нежно погладил тонкую щиколотку ножки, которая сразу же устроилась на его коленях.

— Здесь великолепно смотрелся бы золотой браслет, — сказал он и неожиданно ловко обмотал ее щиколотку цепочкой. Довольная Мессалина вскрикнула от восторга. — Но, любимая, я ожидал, что мы сразу же отправимся туда, где нас давно ожидают.

Валерия капризно надула губки.

— Царапины от кустов на моей коже внушили мне, что в следующий раз место для любовных игр надо выбирать поуютнее. И, уж если мой отец в отъезде, нам следует воспользоваться этой возможностью. А остальные подождут еще часок.

Астурик застонал, потому что шаловливая ножка забралась под тунику.

— Согласен с тобой, моя любимая.

Они заключили друг друга в объятия и разомкнули их лишь через два часа.

— О, Юпитер! — вскрикнул Фабий. — Мой друг не простит мне, что я заставил его так долго ждать.

Он натянул тунику на разомлевшую девушку, глаза которой слипались, на руках донес ее до своих носилок, и они отправились на Эсквилин.

В носилках Мессалина долго ворочалась, пытаясь устроиться поудобнее, клала голову ему то на плечо, то на колени, пока наконец не сказала сонным голосом.

— В саду ты намекал, что скажешь мне свое настоящее имя.

— Германик Гемелл, — кратко ответил ей Фабий.

Сон ее в миг улетучился. Широко открытыми от ужаса и удивления глазами она посмотрела на него.

— Не смотри на меня так, — поежился он.

— Но ты же умер давным давно, — сказала девушка. — Как такое может быть? Или ты не внук Тиберия?

— Я не умер. Моя мать спрятала меня. Долго объяснять, поэтому я и настоял на том, чтобы ты сегодня поехала со мной. Я уверился в том, что ты не выдашь меня. И убедил в этом остальных.

— Остальных? — в страхе переспросила Мессалина.

— Потерпи, ты сама всех увидишь и обо всем узнаешь. Очень скоро тебе станет ясно, почему ты никогда не сможешь стать женой Калигулы.

Мессалина обиженно засопела. Он ласково погладил ее по щеке в темноте.

— Но ты все равно исполнишь свою мечту. Ты ведь мечтаешь выйти замуж за императора?

Валерия обвила его шею руками.

— Да, мой цезарь. Я мечтаю об этом и, видимо, не напрасно, — страстно прошептала она.

Она приникла к его губам, и они позабыли обо всем на свете. Даже о честолюбивых мечтах.

Рослые рабы посмеивались и переговаривались на непонятном языке, когда носилки качались и поскрипывали на их мощных плечах.

Ночь, казалось, никогда не кончится. Ливилла, облокотившись на подушки, отчаянно зевала и терла усталые глаза. Больше всего на свете ей хотелось вытянуться на широком ложе и слушать пение соловьев, пока Морфей не унесет ее на своих крыльях. Было уже далеко за полночь, но Домиция Лепида Старшая не спешила уходить.

Устроившись в мягкой катедре, она роняла слезы на свою огромную грудь и печалилась по поводу неприятной новости, которую принес сегодня посланец императора.

Дело было в том, что Пассиена Криспа назначили в коллегию жрецов нового божества со вступительным взносом в миллион сестерциев, а также цезарь требовал его незамедлительного возвращения в Рим для подготовки к предстоящему торжеству.

Вот из-за этого Домиция рыдала в покоях Ливиллы, пытаясь ее разжалобить — дабы та написала брату и попросила его избавить Саллюстия от этой должности. Расставаться с миллионом и возвращаться в шумный город из роскошного тихого имения Пассиену Криспу не хотелось. Ливилла вежливо слушала почтенную матрону, а про себя в очередной раз поражалась размерам ее бюста. К тому же, как девушка справедливо полагала, в этом деле угадывались происки мстительной Агриппины, а ссориться с сестрой она боялась. Их отношения до сих пор оставались весьма натянутыми.

Ливилла с грустью думала о том, что ей и самой завтра утром придется искать себе новое пристанище, и она обдумывала благовидный предлог для отъезда. Она чувствовала себя обязанной Домиции за предоставленное гостеприимство, но помогать в этом щекотливом деле решительно не хотела.

Ее сонный взгляд то и дело упирался в роскошный бюст Домиции, ритмичное колыхание которого начинало ее усыплять.

Неожиданный шум заставил их обеих встрепенуться. Били в медный гонг у дверей.