Калика перехожий

– Совсем фараонки распоясались. Пора приструнить. Ох уж я им! Ладно, заходи, коли ты сам бог Переплут. Ха-ха!

– Меня Удалом кличут. Только сразу оговорюсь, имя это мне недавно дали. Своего настоящего не знаю, память потерял.

– Хм. На каженника ты мало схож.

Зашли в хату. Некрас снова глянул на раны парубка, нагишом вставшего столбом посреди избы, что-то прикинул в уме, изрек:

– Постой пока так.

Сунулся к сундуку, поковырялся в нем, локтем отодвинув простывающую еду к краю, выложил на столешницу рубаху и порты, а также кусок небеленого полотна. Проследив взгляд молодого парня, направленный на съестное, хмыкнул.

– Успеем еще поесть!

Сдвинув висевшие на веревке под потолком пучки трав, прошел в закуток, чем-то пошуршал, погремел, позвенел в привешенных к стене полках, поставил на стол еще и крохотный по сельским меркам глиняный горшочек. Когда снял с него крышку, в нос шибануло пряными запахами.

– Переплут, говоришь? Хм! Ну, что ж, терпи, мазать тебя буду, коли фараонка заговором руду остановить не смогла, то я и пытать не стану.

Обильно измазюкав раны на теле нежданного гостя, перемотал их широкими полосами материи. Отойдя, со стороны посмотрел на качество выполненной работы, остался доволен ей, велел:

– Одевайся. Бери ковш с водой, рушник, идем на двор, на руки польешь. Эх! Забористый дух у мази, так и заживление скорое от нее.

После помывки рук снова прошли в избу, хозяин занял почетное место за столом, распорядился трапезой, наблюдая, как гость жадно вгрызается зубами в ломоть свежего хлеба, как его рука тянется к жареной рыбе.

– Так-так! Значит, не славишь византийского бога, не оборотили тебя чернецы-чужероды в свою веру. Я всякого повидал, знаю, что люди греческой веры перед едой всегда молятся на иконы, а коли таковых в хате не имеется, то просто крестятся. Добре.

– Да не помню я, крещен или нет, – возразил гость с набитым едой ртом. – Говорю же, память потерял.

– Так-так! Не торопись так утробушку набивать – долю проешь. Все у тебя успеется.

Оторвав головёшку у сазана, кабаньей тушкой лежавшего на большой тарелке, Некрас бросил ее мурчавшему, извивавшемуся у ног Чернышу. Кот потянулся к угощению, но вдруг отпрянул к двери, выгнулся буквой «зю», выпустив на лапах когти, зашипел. Мельник встал с места, открыв дверь, прислушался.

– Так-так! Выходит, еще гостечки жалуют. По звуку копыт так десятка два душ будет. Сами скачут, слава богам, без хозяйки своей. Ежели б ведьма с ними была, Черныш прятаться стал бы. Ох, не люба нам владелица Лиховского, да и народец ее тож гниловатый. За серебрушку готов родню порешить.

Обернулся к гостю, оглядел его, будто только что увидел, решился на какую-то свою придумку.

– Ты это… – указал на табурет, стоявший подле распахнутого настежь окна, – садись здесь. Ничего не бойся и молчи, мы сей сволочи глаза отведем, а то прятать тебя времени нет, да и, насколько этих знаю, перевернут все вверх дном.

Удал не заставил себя ожидать, метнувшись, присел на указанное мельником место. Черный кот вспрыгнул на его колени, умостился на них, заставив ярче почувствовать притупившуюся было боль в ранах. Животное из лежачего положения круглыми бусинами глаз наблюдало за пасами рук хозяина над головой гостя, прислушивалось к монотонной речи и звуку голоса.

– Выйдет добрый молодец в чистое поле – под красное коло, под светел месяц, под частые звезды, под полетные облака; станет в чистом, поле на ровном месте, облаками облачится, небесами покроется, на главу свою покладет красное солнце, подпояшется светлыми зорями, обтычется частыми звездами, что вострыми стрелами – всякий злой глаз от себя отведет. Кто увидит – не заметит, кто заметит – не поймет, а кто и поймет чего – у того глаз замылится! Будьте мои слова крепки и лепки, тверже камня, лепче клею и серы, сольчей соли, вострей меча-самосека, крепче булата; что задумано, то исполнится!

Между тем к открытым воротам подворья мельника подвалил с десяток конных воинов. Не заморачиваясь, всадники верхами въезжали на хозяйский двор, пригибаясь под надвратной перекладиной, стали спешиваться.

– Илим, Вторуша, Петруха! Ну-тко пройдитесь по сараюшкам, да смотрите там, поосторожней быть. Тать в одиночку всю хозяйскую свору кончил. Опасный и ярый, ему терять неча. Меч в руку возьми, щитом прикройся, дура-а! – властный голос за дверью в избу раздавал указки. – Федор, ты с сыновьями на чердаках и в конюшне пошеруди, авось объявится. Он и в сене сховаться может.

– Сполним, – прогудел неторопливый ответ.

– Липка, в погреб слазь. Кондрат, Михай, со мной пойдете. Навестим старого, потом все на мельницу.

Мельник, не дожидаясь никого, сам распахнул дверь перед носом приезжих.

– Это кто там в моем доме своевольничает? – повышая голос, нахраписто вопросил он.