Калика перехожий

Взглядом выпроводив обоих «собеседников» из избы, Удал сам, приподнявшись с табурета, выглянул из-за угла наружу. Смотрел, как мельник на пару с десятником встали на границе ворот, прислушался к словесной перепалке, в которой главные роли теперь играли Некрас и здоровый, откормленный как боров перед забоем мужик с глазами навыкате и полными, висевшими варениками среди растительности на лице губами.

Что такое? Мельник задом скакнул подальше от ворот, приземлился на пятую точку и громогласно понес такое, что у самого Удала от неожиданности и непредсказуемости момента завяли уши, даже, наверное, разлилась краска на лице, если б он только мог рассмотреть себя со стороны. Мельник даже не кричал, он ревел во всю глотку:

– Велесе, гой есе, услышаси и подажди все. Ты же, сила нечистая, и мать твоя сука… – Далее шла ненормативная лексика, отдаленно похожая на привычный язык, что уши вяли, – отойди, сгинь, пропади, исчезни. Отсылаю тя на…

Заговор состоял из сплошной, не прикрытой ни чем матерщины, а закончился…

– …тьфу, тьфу, тьфу! Всем гоям гой!

Вот это был загиб! Вот это коленца в словесах! Откуда только почерпнул такое Некрас? Не водяной же такому безобразию его научил? Ё-ёо! А что это с тиуном-то происходит? Вот это перемена, ну и рожа! Да это и рожей назвать – мягко сказать. И до того, не красавец был, а после «добрых слов» в свой адрес и вовсе в свиное рыло оборотился! Не может быть!

В коляске возвышалось существо серо-синего цвета кожи. Мохнатое, на пальцах рук – когти. Остроконечную голову, с прической «шишом», венчали рога. Если б не страхолюдность, ужимки на морде могли бы вызвать даже смех. Брр! Гадость какая по земле бродит. Нечистый погрозил пальцем, стегнул вожжами упряжку. Запряженные в тележку два непонятных по виду страшилища, еще недавно бывших лошадьми, дернули с места в карьер, унося основного чертяку от ворот. Десятник в процессе преображения слинял непонятно куда и как, забыв проститься с хозяином мельницы. Лошади, заметив открывшийся в воротах проход, выскочили не став дожидаться седоков, понеслись куда глаза глядят, оглашая округу ржанием, будто бежали от языков пламени на пожаре, по счастью не растоптав копытами Некраса.

– Это что? Это как? Это почему? – отовсюду слышались голоса досмотровой команды, выбежавшей на растревоженный двор.

Оклемавшийся мельник, уже стоя на ногах, только и смог, что, перекричав общий шум, ответить:

– Спасайтесь, люди добрые! Нечистая сила округ усадьбы бродит, всех грешников хватает и в омут стаскивает. Вона, и десятника вашего утащила!

В один миг двор опустел. Усталый, выжатый как лимон Некрас вошел в избу. Он в самом деле выглядел так, будто в одиночку разгрузил большой обоз, до отвалу загруженный мешками с зерном. На негнущихся ногах подошел к деревянному ведерку, обеими руками, трясущимися как осиновый лист, подняв, поднес к губам, стал пить из него воду прямо через край, роняя на рубаху не то что капли, потоки воды.

– Ф-фу-у!

Вытер рукавом мокрые губы и бороду, обернулся к выпавшему в осадок Удалу.

– Вот так-то! Не кто иной, как «сам» тебя разыскивает. Х-хы! Из омута выполз, поганка такая. Видать, здорово ты боярышню допек.

– Так это…

– Ноги тебе отсюда уносить нужно, и чем скорей, тем лучше. Нечисть на подворье не зашла, потому как забор заговоренный от сей напасти. Дак, ведь не ясно, на сколько заговора хватит. Сильный чертяка, только обережным загибом и отвадил. Боюсь и мне какое-то время где-то отсидеться нужда пришла. Еду я тебе в котомку соберу, одежду дам, обувку, нож, дорогу укажу, и будь здоров, не кашляй.

– Понял, и на том спасибо.

– Чего спасибо, чего спасибо? Пошевеливайся, давай, время дорого.

Экипированный в дорогу Удал покинул гостеприимный дом мельника. Сам Некрас, указав, куда идти гостю, в свою очередь зашел за ближайший куст на опушке леса, в одночасье сгинул, будто и не было его рядом еще минуту назад.

15

Страшной приметой считается, если черный кот разобьет зеркало пустым ведром.

Суеверие

Суета аэропорта, постоянное голосовое доведение информации до пассажиров рейсов и встречающих прилетевших, очереди в секциях отлета и у стоек кафе оставляли в его душе непонятный осадок. Почему? Ведь он никогда ранее не испытывал неприятия таких мест. Он вышел покурить. Летний вечерний воздух еще обдавал жаром нагретого за день асфальта.

– Андрюша!

Возглас привел его в чувство. У открытой настежь двери в чрево аэропортовского здания, ему призывно махала рукой женщина.

– Андрей, сколько можно? Бросай свою сигарету, объявили посадку на рейс!

Он выбросил в пепельницу недокуренную сигарету.

– Куда летим?

– Совсем тебя твоя служба доконала. Ну, давай с нами, там узнаешь. Нам там будет хорошо! И мне и дочери без тебя тоскливо. Идем.

Кто эта женщина? Куда она его тащит и зачем куда-то лететь? Из сознания словно метлой вымело воспоминание, за каким ляхом он в аэропорту.