Калика перехожий

Старший десятка, воин зрелого возраста, с окладистой курчавой с легкой проседью бородой на широком лике, сторожко придерживая правой рукой меч за рукоять, пытливым взглядом окинул хозяина мельницы. Собранные в жесткую нитку широкие брови над переносьем делали и без того серьезное лицо незваного гостя смурным и серьезным. Будто констатируя факт появления мельника перед дружинниками, с ухмылкой, не обещавшей хозяину ничего хорошего, носком сапога отбросив в сторону ощетинившегося кота, произнес:

– Вот и Некрас. Боярышня со мной тебе привет передает, спрашивает, не у тебя ли схоронился ее беглый раб?

– Хм! Ты мою животинку боле не замай, а то пожалеть придется. А что касаемо ведьминого привета, то нужен он мне, как собаке пятая нога. Чего распоряжаешься в моей усадьбе? Здесь, кажись, земля боярышне не принадлежит, граница ее земель во-он у той лесной опушки кончается.

– Ты не шибко-то голос надрывай, все едино в энтих местах ее власть. Ежели голову татя безродного сам выдашь, то и разойдемся миром, а нет – сами сыщем. Вот тогда говорить с тобой буду по-другому. Ну-ка, в сторону двинь от греха подальше, я ведь и зашибить ненароком могу!

– Храбрый, как я погляжу? Думай, что кому кажешь. Слово гадливое, ведь оно вернуться к тебе назад может, только уж заговоренным, не обессудь тогда, когда все тело корежить будет. А то вот хоть дружка свово, водяника, на тебя напущу. Ха-ха! Будешь до конца своей никчемной жизни даже мелкого ручья сторожиться.

– Не замай! По добру не хочешь… Хлопцы, а ну, заходь в хату! Перевертайте тут все вверх дном. Чую, тут где-то пропажа. Ежели отыщется, этого тож вяжи, хай его судьбину боярышня сама решит.

Усадьба мельника пришла в движение, от рьяных поисков заходила ходуном. Квохтали, перелетая с места на место потревоженные представителями боярского ополчения куры, крякала и гагакала другая пернатая живность зажиточного вольного мужика. Оружные люди разгребли сено в конюшне и на горище, шерудили в овине, посбрасывали старое, но пригодное имущество и хозяйственную рухлядь с чердака. Необычно громкие голоса доносились из погреба, сигнализируя тем, кто поймет, что беглеца там нет, а вот до хозяйской медовухи охочий народ уже добрался.

– Ох, не будет тебе удачи, Веселко, не в батьку, старого Хиста, видать, пошел! Ростом вон какой вымахал, да ума тебе твой бог мало отпустил.

– Замовчь, мельник! Я своим делом занят, а ты, ежели помочь не хочешь, в сторонке постой.

– Так вы ж, аспиды, мне весь дом разнесете!

– Нужда будет, так твою избу по бревнам разберу! Окромя, как у тебя, татю укрыться негде. Любой смерд в округе, зная норов боярышни нашей, его со всеми потрохами выдаст, а голышом по лесу долго не набегаисси. Последний раз добром предлагаю, выдай раба!

– Ищи, коли охота. Не было его у меня.

– Как же, не было! А почто на столе две миски стоит? Что? Молчишь?

Десятник указал на накрытый стол. Некрас ругнулся про себя, недоглядел, сам виноват. Пока остальные вои шарились по углам, остриями мечей тыкали под лавками, выбрасывая на средину горницы все, что было наложено в сундуках, Веселко пристально наблюдал за хозяином дома.

– Ну, чего примолк?

– То водяник в гости захаживал, да с вами, балбесами, встречаться не стал, ушел, – пояснил Некрас.

– Нет тут никого, десятник, – оповестил один из поисковиков.

– Добро! Идите на мельницу. Ежели там не сыщется, вернетесь.

Веселко грузно опустился на лавку у стола, своим весом заставив заскрипеть дерево. Обозрел съестное, из кувшина неторопливо налил медовухи в глиняную кружку. Принюхавшись к запаху меда и разнотравья, в три глотка опорожнил посудину.

– Ох, хороша зар-раза, забористая, умеешь настаивать!

Повел глазами по захламленной выброшенным имуществом избе. Взгляд бездумно вперился в угол, где тихо как мышь сидел Удал. Во дворе к гвалту поиска добавились звуки встревоженных чем-то лошадей, жалобное ржание. Животные расступились, подались в стороны, притискиваясь друг к другу, почти влипая к бревенчатым стенам построек. Из открытой двери избы освободился вид на настежь распахнутые ворота. В воротном проеме прорезалось новое действующее лицо, на тележке подкатившее к мельниковым угодьям. В легкую повозку прибывший впряг двух резвых лошадей вороной масти, которые почему-то шалыми глазами косили взгляд на сами ворота, при этом нетерпеливо били копытами по утоптанному летнику у самого въезда, заставляя возок с приехавшим человеком елозиться вперед-назад.

– О! – радостно встрепенулся Веселко. – Целый боярский тиун по твою душу пожаловал. Гармаш носом чует добычу.

– Чего ж на двор не заходит?

– Не твово ума дело, сами до него пошли. Руки-ноги, небось, не поотсыхают, коли уважение проявишь?

– Было бы кого уважить!

– Пшел, а то силой потащу!

– Гм…