На некотором расстоянии, на уровне глаз зажегся тусклый оранжевый круг со старательно выписанными извилистыми символами. Под ним, на застеленном коврами полу, сидел Ужив. Седой давно, старый змей. Длинные волосы перехвачены кожаной лентой на лбу, от которой тянется вниз еще одна да прикрывает левый глаз. Только вот совсем не так, как у Лишки, у той повязка. А у Ужива нижний конец ленты свободный, только до скулы достает и отсвечивает приглушенно-желтым светом. Все потому, что зрение змеиное позволяет ему видеть окружающих насквозь. Но коль долго своим врожденным даром пользуется и на всю катушку, то потом сам будто выжатая тряпка. Было как-то дело, рассказывал мне это за кружкой хвельцы, когда однажды пересеклись в «Умряге».
Кожа у Ужива смуглая, глаза поуже, чем у людей. По цвету – желтые-желтые, смотришь и аж горячо становится. Нос длинный да крючковатый, но не уродует, просто делает не таким, как мы. Губы узкие, острый подбородок, сеть тонких морщинок. Только ощущение, что это всего лишь маска, чтобы запутать, отвести взгляд, обмануть… В правом ухе висит малахитовая серьга в виде змеиной головы.
Одежда простенькая: коричневая рубаха, подпоясанная плетеным поясом с бахромой, штаны. Сидит так, что не видно, обут или босой. Любят все змеелюды располагаться на полу. Как сесть на табурет или на стульчик – вечно у них начинаются страдания.
Ужив поднял руку в приветственном жесте; звякнули тонкие браслеты из чешуеобразных звеньев на запястьях, вспыхнули зеленоватым светом.
– Присаживайтесь, гости дорогие, – улыбнулся он уголком губ. – Нынче наши боги милостивы.
– И пусть такими и остаются, – ответил я, улыбаясь.
Ритуальная часть приветствия сказана. Дивислав не стал себя утруждать, только кивнул. Ты б еще ногой шаркнул, вообще б хорошо было!
Впрочем, Ужив знал нас пару десятков лет, поэтому особо церемоний не ждал. Только, пряча усмешку, смотрел, как мы устраиваемся напротив.
– Этот ковер мягче прошлого, – внезапно заметил брат и вопросительно посмотрел на Ужива.
Тот только хрипло рассмеялся:
– Знаешь ли, я с годами не молодею. А потому надо и что мягкое подстилать, а то вдруг ноги не удержат.
– А на что тебе тогда хвост? – невинно осведомился я.
– Хвост, мальчик мой, создан для куда более интересных целей, – с улыбкой мягко сказал Ужив. Только вот глаза при этом остались холодными и внимательными.
Я покачал головой. Предполагать, что там за цели, попросту не стал. Ужив все равно не скажет. А так голову закружит своими мудреными словами, что потом вовек и не разберешься.
– Мы тут… – начал было Дивислав.
– Вижу, – кивнул он, – выкладывайте подарки.
Вот же хитрюга! Насквозь видит, так еще и не смущается ни капли. Опыт, ничего не поделаешь. Так надо уметь.
Честно говоря, сколько лет Уживу, я сказать не мог. Он давал полезные сведения нашей семье еще тогда, когда мы с братом были малы. Внешне не менялся, все также оставался седовласым змеем с браслетами и в мешковатой простенькой одежде. Только родители относились к нему с огромным уважением, а в Межанске и вовсе змеелюду Уживу радовались в каждом доме. Потому и когда он приезжал к нам, как можно больше народу пыталось заманить его в гости и порасспрашивать о самых невероятных вещах.
Флейта и лампа ему понравились. Я видел, как удовлетворенно вспыхнул неприкрытый глаз. С губ сорвалось одобрительное шипение:
– Хорошо-о-о-о. Прекрасно. Замечательно.
Некоторое время, казалось, он ничего не видел, кроме принесенных даров. Мы с Дивиславом переглянулись, но промолчали. Обычай есть обычай. У змеелюдов принято уделять много времени подаренным вещицам, таким образом выражается уважение к гостю и дарителю.
Конечно, Ужив пользовался всем этим, так как дары любил просто бессовестно, поэтому не спешил поскорее разделаться с традиционной частью и перейти ко всему остальному.
– Тебе не кажется, брат мой, – пафосно обратился ко мне Дивислав, – что в лучших домах Удавгорода хозяева считают образцом приличия угощать гостей отменным медовым отваром и лепешками.
Не меняясь в лице, я кивнул:
– Истину глаголят твои уста, Дивислав. А еще…
– Заткнулись оба, – хмыкнул Ужив. – Не надо делать культа из еды.
– Он еще и до лепешек жадный, – пожаловался Дивислав.
Ужив наконец-то отложил подарки, приложил ладонь к сердцу и склонился в учтивом поклоне.
– Благодарствую, гости дорогие. Уважили старичка. Задавайте любой вопрос.
Я сцепил пальцы и хрустнул костями. Задавайте любой вопрос – не значит, что получите ответ. С ответом – как пойдет. Вот же ж… змеиное племя.
– Ну, слушаю.
Дивислав что-то пробормотал про неудобные полы и затекающие ноги. Ужив сделал вид, что не услышал. Впрочем, со своим уставом в Удавгород ходить не стоит.
– Значит… тут такое дело.
Ужив тем временем достал тоненькую трубку, набил ее какой-то сушеной травой и закурил. По комнатке тут же потянулся свежий и острый аромат. Смолистый такой, дышать бы и дышать. Прищурил желто-горячий глаз, будто пытался меня насквозь разглядеть.
– Что ты слышал о Двурогой горе, Ткачихе и серебряном серпе?