Он и правда не мог понять эту страну. Богатейший народ в мире. Но наслаждаться своим блаженством они не в состоянии. Они просто-напросто не хотят этого. Как лемминги, они ищут обрыв, с которого можно сброситься. Расстройства желудка, социальный страх, искусственные подсластители и транссексуалы.
Он сильно откашлялся в руку перед тем, как зажечь сигарету. Рассмотрел ладонь. Мокрота с кровью. Сквозь табачный дым он оглядел тусклую комнату. Ему не нужно много, но
Гусев прекрасно помнил те черные годы. Месяцы без зарплаты. Дезертирующие солдаты. Потерявшие рассудок и попрощавшиеся с жизнью поцелуем с дулом автомата Калашникова. Ржавевшее оборудование, облупившаяся краска, и стыд. Стыд за то, что они проиграли. Красная армия, советские войска, самая мощная сила, какую когда-либо видел мир, сидела на бобах из-за своих же. Земля под ним треснула, и он поклялся, что никогда,
Но вот он стоит здесь. И снова чувствует, что земля задрожала.
Он провел рукой по небритой щеке. По голове. Торчащие патлы, которые еще крепко сцеплены с кожей, на ощупь были безжизненными. Пора что-то делать. Он больше не в силах сидеть тут, в холодной темной гостиной, в этом уединенном, забытом и блестящем ссаном городе, и ждать, пока другие решают его судьбу.
Значит, остается, наверное, только смерть. Лучше уже смерть, чем вот это. Но Леонид Гусев не хочет сдаваться без борьбы. Пусть он и покрылся морщинами и поседел, но есть еще порох в пороховницах. У старых волков он всегда есть.
Он зашел в спальню, отодвинул кровать в сторону и открыл чулан. Дверь была хороша замаскирована. Только тонкая щель вдоль стыка между досками выдавала, что за стенами что-то скрывается. Арендодатель рассказывал, что чулан использовали в качестве склада нелегальных газет во время войны. У Гусева тут висела военная форма и фуражка, а на полу лежало оружие.
Рукоятка пистолета ПСМ надежно чувствовалась в руке. Красиво изогнутый курок доставал почти до самого кончика короткого ствола. Гусев положил оружие в карман спортивных штанов и вышел.
В машине никого не было. Белая «БМВ» оказалась пуста. Совершенно обычная припаркованная машина. На заднем сиденье лежали цветы.
– Лилии, – пробубнил он про себя. Вернувшись на лестницу, он посмеялся над своей паранойей.
Глава 44
Кафа завела двигатель «Форда Эскорт». Фредрик наклонился вперед и стал растирать ладони друг о друга в попытке вернуть тепло в заледеневшие пальцы. Терпкий, сладкий вкус черной смородины еще остался на усах.
– Андреас звонил.
Машина с грохотом неслась по темной, местами асфальтированной, местами выложенной брусчаткой улице Мюнтгата, когда Фредрик перезвонил ему.
Андреас был возбужден.
– Мы нашли машину! «БМВ» Микаэля Морениуса! Можете подобрать меня?
Заехав за Андреасом, они взяли курс на Акерсбаккен, прямо к площади Александра Кьелланда.
Машину опознал полицейский патруль. Она стояла в самом низу склона. По пути туда Фредрик рассказал о встрече с Юдит Йедде.
– Я спросил ее о Педере Расмуссене, – сказал он.
– Вот как? – Андреас не смог сдержать раздражение в голосе, когда Фредрик упомянул это имя.
– Она сказала, что не знает, кто он.
– Я же говорил.
Но чем больше Фредрик размышлял об этом, тем большей уверенностью проникался. Было что-то в том, как она ответила. Иногда неважно, что человек говорит. Важно то, чего он
Но если Андреасу так докучает эта тема, Фредрик не будет продолжать.
– Морениус хотел проинформировать о чем-то политическое руководство в министерстве, – сказал он. – Самого государственного советника.
– Ммм, – пробормотал Андреас, доставая блокнот из кармана. – Я раздобыл то письмо с угрозами конференции. И черт возьми, не знаю, что тут и думать. «Отмените конференцию вооруженных сил. Опасно», – прочел он. – Написано от руки, что очень необычно для писем с угрозами. Изящные буквы, синей ручкой на белом листе. А содержание…
Он вздохнул.
– …
Около «БМВ» их ждали двое полицейских. Один из них протянул Фредрику карманный фонарь.