Калле Блумквист и Расмус

Расмус и Ева Лотта тоже получили завтрак в постель, но их завтрак был куда более солидный. Никке явно решил по-настоящему заткнуть рот дерзкой девчонке. Он устроил настоящий пир – ветчины и яиц, каши и бутербродов хватило бы на целый полк солдат. Поставив с ликующим видом поднос с едой перед сонной еще Евой Лоттой, он начал горланить:

– Вставай, девчонка, и ешь как следует, а не то помрешь с голоду!

Ева Лотта прищурилась сонным глазом на поднос.

– Сойдет, – одобрила она. – Но завтра ты бы мог, верно, испечь и несколько вафель. Если до этого тебя не схватят полицейские.

Расмус быстро уселся в постели.

– Полицейские не схватят Никке, – сказал он чуть дрожащим голосом. – Они не должны хватать тех, кто добрый.

– Не-а, но киднэпперов они хватают, – невозмутимо заявила Ева Лотта, намазывая толстый слой масла на хлеб.

– Послушай-ка, ты… – возмутился Никке. – Мне надоела эта болтовня о киднэпперах, которые похищают детей!

– А мне надоело, что меня похищали, – заявила Ева Лотта. – Так что мы квиты.

Никке злобно уставился на нее:

– А тебя никто и не приглашал сюда. Мы бы просто наслаждались здесь летними каникулами, не будь тебя.

Он подошел к Расмусу и уселся на край его; постели. Расмус высунул из-под одеяла маленькую теплую ручку и погладил киднэппера по щеке.

– Мне кажется, киднэпперы добрые, – повторил он. – А что мы будем делать сегодня, Никке?

– Сначала лопай завтрак, – ответил Никке. – А потом посмотрим.

Представление о нем как об очень добром человеке укоренилось у Расмуса с первых часов пребывания мальчика на острове.

С самого начала у Расмуса сложилось мнение, что вся эта поездка – необыкновенно удачная выдумка его папы. Интересно было ехать на машине, интересно плыть в моторной лодке! Какой чудесный причал был на этом острове, а сколько лодок пришвартовано у причала! И он только-только собрался попросить у папы разрешения искупаться как пришел этот глупый дяденька и все испортил. Он так чудно разговаривал с папой, а папа был злой и рычал даже на него, на Расмуса, а потов папа исчез, и Расмус с ним больше не встречался.

Вот тогда-то Расмус и начал всерьез сомневаться, так ли это все интересно. Он пытался удержать слезы, которые рвались наружу, но первые подавленные всхлипывания быстро перешли в потоки слез. Инженер Петерс грубо толкнул его к Никке и сказал:

– Позаботься о мальчишке!

Это было малоприятное поручение. Никке горестно чесал затылок. Он не знал, как обращаться с плачущими детьми. Но он готов был на все, только бы прекратить этот рев.

– Давай я вырежу тебе лук со стрелами, – с горя предложил он.

Это подействовало. Словно по мановению волшебной палочки, Расмус перестал плакать так внезапно, как и начал, и его вера в добро была восстановлена.

Затем они битых два часа стреляли в цель из лука, и Расмус уже твердо уверовал в то, что Никке добрый. А раз Ева Лотта говорит, что Никке киднэппер, значит, киднэпперы добрые.

Солнце поднималось именно так, как ему положено – все выше и выше, – и продолжало светить и добрым и злым. Оно согрело скалу, где Калле и Андерс, купаясь, провели целый день. Оно светило Никке, сидевшему на мостках перед домиком Евы Лотты и вырезавшему лодочку из коры. И Расмусу, который испытывал готовые лодочки в бочке с дождевой водой, стоявшей возле дома. Лучи солнца играли в белокурых волосах Евы Лотты, сидевшей на диване и ненавидевшей Никке за то, что он не выпускает ее на воздух. Они раздражали инженера Петерса, потому что буквально все раздражало его в этот прекрасный день, и, следовательно, он не мог сделать никакого исключения для солнечных лучей. Но, не обращая ни малейшего внимания на раздражение инженера Петерса, солнце спокойно продолжало свой путь и в конце концов – как ему и было положено – зашло на западе и исчезло за лесом где-то на большом материке. На этом и закончился второй день на острове.

Нет, не закончился. Только теперь он и начался. Он начался с того, что инженер Петерс вошел в Домик Евы Лотты. На Еву Лотту он не обратил внимания, с ней все было ясно. Ее, на беду, угораздило увидеть, как похищали Расмуса, ей удалось тайком пробраться в машину, потому что этот идиот Сванберг не караулил как следует. Держать Еву Лотту здесь затруднительно, но придется терпеть; ведь она поможет им утихомирить мальчишку до тех пор, пока образумится его упрямый отец. Вот, собственно, и все, что можно было сказать о Еве Лотте. А побеседовать он хотел с Расмусом.

Расмус уже лежал в постели, разложив перед собой на одеяле пять маленьких игрушечных лодочек из коры. На стене висел его лук. Расмус был богат и счастлив. Остров этот хороший, а киднэпперы – добрые.

– Послушай-ка, старина, – сказал инженер Петерс и сел на край его постели, – что ты скажешь, если придется остаться здесь на все лето?

Широкая улыбка озарила лицо Расмуса.

– На все лето! Какой ты добрый! Мы с папой хорошо отдохнем у тебя на даче.

«Один-ноль в пользу Расмуса», – подумала Ева Лотта и многозначительно улыбнулась. Но она благоразумно молчала. Инженер Петерс был не из тех, с кем можно шутить.