Калле Блумквист и Расмус

Но как передать им важное сообщение о копиях формул профессора? Ах, рыцарь ордена Белой Розы всегда найдет выход из положения! Тайный язык, разбойничий жаргон, не раз приходивший им на помощь, пригодится и теперь.

Никке с Расмусом испытали новое потрясение, когда Ева Лотта совершенно неожиданно разразилась громогласной жалобной песней.

– Сос-поп-а-сос-и-тот-е боб-у-мом-а-гог-и поп-рор-о-фоф-е-сос-сос-о-рор-а зоз-а кок-нон-и-жож-нон-ы-мом шош-кок-а-фоф-о-мом! – все снова и снова распевала она, несмотря на явное неодобрение Никке.

– Эй, слушай, ты, – сказал он под конец, – заткнись! Чего ты там мычишь?

– Это индейская любовная песня, – сказала Ева Лотта. – Я думала, вам будет интересно послушать.

– По-моему, ты орешь так, словно у тебя где-то болит, – сказал Никке.

– Нон-а-дод-о сос-поп-е-шош-и-тоть, – запела Ева Лотта и пела до тех пор, пока Расмус не закрыл уши руками и не сказал:

– Ева Лотта, давай лучше споем «Лягушата, лягушата»!

А в темноте за окном стояли потрясенные Калле с Андерсом и слушали клич Евы Лотты: «Спасите бумаги профессора за книжным шкафом! Надо спешить!»

Если Ева Лотта говорила, что надо спешить, и прибегла к кличу великой тревоги, это могло означать одно: Петерсу так или иначе удалось узнать, где эти бумаги. Речь шла о том, чтобы прийти первыми.

– Быстро, – скомандовал Андерс, – мы возьмем у них лодку!

Не произнеся больше ни слова, они ринулись по маленькой тропке вниз к причалу. Голодные и напуганные, они спотыкались в темноте, напарываясь на ветки и сучья; в каждом кусте им мерещились преследователи, но все это не имело ни малейшего значения. Единственное, что имело значение, – секреты профессора не должны попасть в руки преступников. И потому нужно было их опередить.

Они пережили несколько жутких минут, прежде чем отыскали лодку, не запертую на замок. Каждую секунду они ждали, что Блум или Никке вот-вот вынырнут из темноты. И когда Калле тихонько оттолкнул лодку от причала и взялся за весла, в голове у него была только одна мысль:

«Они сейчас появятся, я уверен, что вот-вот появятся!»

Но никто не появился, и Калле увеличил скорость. Вскоре их уже нельзя было услышать с острова, и он стал грести так рьяно, что весла поднимали фонтаны брызг. Андерс молча сидел на корме, вспоминая, как они уже переплывали залив в этом месте. Неужели это было вчера утром? Казалось, с тех пор прошла целая вечность.

Спрятав лодку в зарослях камыша, они помчались отыскивать мотоцикл. Они укрыли его в кустах можжевельника, но где же эти кусты и как отыскать их в темноте?

Несколько драгоценных минут ушли на судорожные поиски. Андерс так нервничал, что начал кусать пальцы, – где же этот несчастный мотоцикл? А Калле между тем рыскал в кустах. Наконец-то! Вот он, мотоцикл! Он нашел его! Пальцы мальчика ласково сжали руль, и он быстро вывел мотоцикл на лесную дорогу.

Им предстояло примерно пять миль езды. Калле взглянул на ручные часы. Стрелки светились в темноте.

– Половина одиннадцатого, – сказал он Андерсу, который вовсе не интересовался временем.

Слова Калле прозвучали в некотором роде зловеще.

Те же самые слова в ту же самую минуту Никке услыхал от инженера Петерса:

– Половина одиннадцатого. Пора в путь!

Пять миль… четыре мили… три мили до Лильчёпинга! С огромной скоростью мчались они этой теплой июльской ночью, но дорога казалась им бесконечно долгой. Нервы были у них на взводе, и они все время прислушивались, не догоняет ли их тот самый автомобиль. Каждую секунду они ожидали, что их осветят сзади фары, которые приблизятся, нагонят их, промчатся мимо и исчезнут, унося с собой все надежды спасти бумаги, которые значили так много.

– Лильчёпинг, двадцать километров, – прочитал Андерс на дорожном указателе.

Приближались места, знакомые им с детства. Примерно в то же самое время черный автомобиль миновал другой дорожный указатель.

– Лильчёпинг, тридцать шесть километров, – прочитал Никке. – Прибавь немного скорость, шеф!

Но инженер Петерс не очень спешил, он ехал так, как ему нравилось. Оторвав одну руку от Руля, чтобы предложить Никке сигарету, он удовлетворенно сказал:

– Если я ждал так долго, то могу подождать еще полчаса!

Лильчёпинг! Город спит безмятежно, как обычно. «Это просто трогательно!» – решили Калле и Андерс. Мотоцикл проезжает по хорошо знакомым улицам, начинает подниматься вверх к развалинам замка и останавливается у дома Эклунда.

А черному автомобилю оставалось еще несколько километров до того маленького дорожного указателя у обочины, который любезно приглашает: «Добро пожаловать в Лильчёпинг!»

– Страшнее этого мне ничего переживать не приходилось! – шепнул Андерс, когда они едва слышными шагами крались по веранде.

Он осторожно нажимает на ручку двери. Дверь не заперта. «Маловато винтиков у киднэпперов, которые не закрывают за собой дверь, – думает Калле. – Разве можно оставлять открытыми двери дома, где хранятся бумаги, которые стоят сто тысяч крон! Но так гораздо лучше – это экономит массу времени!» Все его чувства обострены – ведь дорога каждая минута.