– Ну, что скажете? – начал он. – Нам это удалось, вам и мне. Лаврис, судя по всему, убедила Тайо в необходимости закона об антигосударственной ментальности. И с завтрашнего дня он вступает в силу. После чего… все, собственно, и начнется.
Очевидно, Каррек был счастлив. Я же от этого известия и близости судьбоносного дня словно окаменел на мгновение. У меня задрожали губы, и, с трудом совладав собой, ответил:
– Надеюсь, это действительно тщательно продуманное решение, босс. Лично мне иногда хочется все отменить. Не поймите превратно: речь только о практических причинах. Просто я считаю, что нечистот, с которыми нужно разобраться, и так более чем достаточно, у Государства уже не хватает на это ресурсов. Мы давно работаем сверхурочно. Да, положение можно улучшить, если привлечь помощника с соответствующим образованием. Но что будет с новыми донесениями? Мы не сможем отправить на исправительные работы треть населения!
– Почему нет? – радостно воскликнул он, клацнув по стене костяшками пальцев. – Разница невелика, и фонд зарплаты удастся урезать. Но если серьезно, то финансовый босс города уже составил жалобу, и так будет везде. Это означает, что по финансовым соображениям показания придется сортировать. Никого больше не арестуют без письменного заявления доносчика с изложением конкретных причин для подозрений. Уже это станет ситом. Сначала займемся исключительно высокопоставленными бойцами. Главный упор на безопасность Государства, это понятно. В будущем прочешем и ряды их подчиненных, последними пойдут грабители, воры и убийцы незначительных индивидов. Будем пропалывать, пропалывать и пропалывать, работы много, но мы справимся.
Он снова зашагал по комнате и расхохотался своим характерным смехом – коротким, резким, напоминающим лошадиное ржание.
– От нас никто не уйдет.
Именно в этот момент в его глазах вспыхнул отблеск лампы. Освещенное снизу лицо часто выглядит пугающим, а к тому же я переживал напряженный жизненный период. Я просто оцепенел от страха, заметив блеск в глазах ягуара, – до странного близких и одновременно далеких, недосягаемых, погруженных в собственный холод. И, чтобы успокоиться, я тихо возразил:
– Вы тоже считаете, что людей с чистой совестью нет?
– С чистой совестью? – повторил он и снова хохотнул. – А что значит чистая или нечистая совесть? Все должны быть спокойными и сплоченными, как пальцы в кулаке, – и никто не уйдет!
– Вы имеете в виду, что на всех донесут?
– На всех донесут и всех осудят. Вы же понимаете… боец, да сядьте вы уже, в конце концов! – Вы же понимаете (тут он снова приблизился и навис надо мной, у меня задрожали колени, и я с радостью опустился на стул),
Должен признаться, я тогда не вполне понял, что он имеет в виду. Но говорить это ему мне не хотелось. Поэтому я серьезно кивал и следил за его перемещениями по комнате немного испуганным взглядом.
В комнате повисла угнетающая тишина. Шеф полиции как будто ждал, что я скажу что-то еще. Его слова о различных наказаниях напомнили мне то, о чем я действительно намеревался с ним поговорить.