Самое страшное, что я больше не мог просто оставаться дома и ждать. В моем подразделении в этот вечер проводился праздник, пропустить который без уважительной причины я не мог. С работы мне пришлось уйти, но сидеть под пронизывающими взглядами и слушать лекции, речи и триумфальные раскаты одобрения я мог бы, если бы знал, где Линда.
Она говорила, что должна найти других. Тех, кто тоже догадался о существовании естественной общности. Но знала ли она, где искать? Откуда она могла начать поиски? В нужное время я вышел из дома – автоматически, мне даже в голову не пришло, что могу пропустить мероприятие.
Линду я никогда больше не видел.
Глава девятнадцатая
Нужно было слушать лекцию, но у меня не получалось. Снова и снова я пытался сосредоточиться и снова и снова не мог понять ни единого слова. Речь, насколько я помню, шла о развитии государственности от примитивнейшей раздробленности, где каждый индивид сам по себе жил в постоянной неопределенности, порождаемой силами природы и другими столь же одинокими индивидами – и до полноценного Государства, которое является единственным смыслом и оправданием существования индивида и гарантирует ему безоговорочную безопасность. Такова была главная идея, но повторить какие-либо подробности мне бы не удалось. Не сумев в очередной раз сконцентрировать внимание, я прекратил попытки, потому что на меня обрушились мысли о Линде, Риссене и новом мире, который существует и хочет пробиться на свет, – я перестал воспринимать все, что происходит вокруг. Очнувшись от рассуждений, я не мог спокойно сидеть на месте. Мне казалось, что все мои внутренности, мускулы и сухожилия требовали действий. Если я сейчас же не сделаю что-нибудь, то взорвусь под напором моих собственных мыслей.
В конце концов я направился к выходу прямо в разгар выступления. Ближайший ко мне полицейский секретарь неодобрительно приподнял бровь, охранник остановил меня вопросительным взглядом. Я назвал свое имя и предъявил наземную лицензию в качестве удостоверения личности.
– Простите, боец, но я очень плохо себя чувствую, – сказал я. – Полагаю, мне станет лучше, если я выйду на пару минут на свежий воздух. Я заболел, пролежал весь день, даже с работы пришлось уйти…
Он записал мое имя, указал время моего ухода, после чего позволил мне выйти.
Я поднялся на лифте, повторил сказанное охраннику у выхода, тот тоже сделал запись и выпустил меня.
Я вышел на террасу на крыше.
Сначала я не понял, что не так. На пустой террасе меня встретило нечто совершенно незнакомое. Я безумно испугался, не понимая почему. И только через несколько секунд сообразил, в чем причина. Гул самолетов, пронизывающий небо денно и нощно, исчез. Было тихо.
В жилых домах, в недрах рабочих помещений я существовал в относительной тишине, стены и земляные насыпи защищали от шума метро и рева сирен, а вентиляция жужжала негромко и усыпляюще; все звуки купировались, вселяя чувство легкости и покоя, похожее на погружение в сон, когда тебя, как моллюска, укрывает морская раковина, и ты сжимаешься, становишься одиноким и маленьким. Тишина на террасе ничем не напоминала эту относительную тишину. Тишина на террасе была абсолютной.
На ночных маршах и по дороге домой с лекций и праздников я много раз замечал, как между движущимися силуэтами самолетов вспыхивают звезды – ну и что? Для того чтобы исчезла необходимость в карманном фонарике, их света все равно не хватало. Когда-то я слышал, что где-то далеко существуют многочисленные солнца, но особого впечатления это знание на меня не произвело. Сейчас, в бескрайней тишине я внезапно почувствовал, как огромна вселенная, от бесконечности к бесконечности разворачиваются пространства, заполняя головокружительную пустоту между звездами. Всеобъемлюще. Я не мог дышать.
И тут я услышал то, что хорошо знал и представлял, как это действует, но никогда прежде не слышал: ветер. Легкий ночной бриз парил между стенами, плавно покачивая олеандры на террасе. И хотя этот нежный шум наполнял лишь несколько ближайших кварталов, я не мог противиться развернувшейся в моем воображении грандиозной картине: это дышал ночной космос, и дыхание его вырастало из тьмы так же легко, как вздох спящего ребенка. Ночь дышала, ночь жила, и в обозримой части бесконечности звезды пульсировали, подобно сердцу, наполняя пустоту волнами вибрирующей жизни.