Камбоджа

Ну, что я вам говорил? Угощаю. Ему, болезному, необходимо зубки дымком продезинфицировать, чтоб кариесу не случилось, а то бродит, понимаешь, по Европе призрак гнилозубый, внеочередной. Подкуриваем от раскалённых кончиков веток - настоящим индейцам завсегда везде ништяк! Гигиена это правильно. Водкой не мешало бы, да нету. Всю выпили. Вот так вот и страну проебали: народ на органы продали, девок в публичные дома пристроили, детишек на усыновление, программёров в Германию... Деньги, естественно, пропили, а теперь маемся с похмелья. Лечиться-то нечем. Лекарства нет. Такого, чтоб страшную болезнь - припездонию, обострённую христианской долготерпимостью! - искоренить. Может, если населению головы открутить, а потом на правильное место импортные приспособить... тогда, а? Нет, не поможет, дня на два, максимум, хватит, потом котелки опять тараканьими анусами набьются по самые гланды. Менталитет? Да причём здесь? Чтоб жить в этой стране, мозги необязательны, они скорее рудимент, а вот тараканьи анусы... - ну, должно же что-нибудь заполнять черепную коробку?! Выполнять функции гипофиза - вдруг поступит сигнал сообразить на троих?! Достоверно известно, наука доказала, тараканьи анусы оптимально функционируют в качестве высшей нервной системы. И теперь в каждом роддоме, прежде чем обрезать пуповину, младенцам удаляют всю ненужную серость, взамен имплантируя... не заставляйте меня повторяться.

Слон втискивается в шалаш. В правый угол. А вылез из левого. Продуманный...

Утром я наслаждаюсь отбойными молотками в лобных долях и руганью Булкина: проснувшись, он обнаружил, что мастерка его натурального "адика" испачкана. Запятнана.

- Кто нарыгал в шалаше? - гневно вопрошает Булкин.

- Кто ел из моей миски? - в тон хохмит Вадик.

- Кто?! Кто?! В шалаше?!

- Не, ну это уже свинство! - возмущается вместе со всеми Слон.

Булкин принимает его слова как намёк и всерьёз:

- Ты?!

Но Кабан всё отрицает:

- А может он? - кивок в сторону храпящего между сосен-великанов тела.

Но версию с участием Костика не поддержали - народ твёрдо уверился, что без желудей не обошлось.

Меня пучит утренним смехом.

* * *

Утро.

Подъём. Не подъём даже - официальное начало всенародного похмелья с пухшими рожами и булькающем в горле желудочным наполнителем.

Сегодня даже зарядки нет - Терминатор ночью времени не терял: его бессонница возле кровати соломенную шляпку позабыла.

Сегодня и за продуктами не ехать - Николаша десантные штаны ещё вчера постирал.

Сегодня - домой.

Встаю и топаю вниз. По пути встречаю Зама. Зама шатает. Не от усталости:

- Поссать?

- Ага.

- Вдвоём?

- А почему бы и нет?

Его кидает по сторонам - вихри враждебные, знаете ли - я направляюсь чётко, с толком и расстановкой. Я вчера чай пил. А Зам ХЕРНЁЙ НЕ СТРАДАЛ. Было у него похвальное желание: расплывчатую и задвоенную колхознозность домой довезти, маме показать: вот такая, мама, наука геометрия - икс-игрек-радикал. А заодно и похмельный синдром захватить. Чтоб было чем в дороге заняться. В автобусе. На ухабах. Это же так увлекательно: пытаться сувениры не расплескать. На соседей.

Что-то не так - ощущение слежки, описанное ещё незабвенным Фенимором Купером. Я не Чингачгук, но тоже парень хоть куда - вонзаюсь с разворота томагавком взгляда в очи Пупсика.

- Зам, греби ровнее. Арина Ивановна смотрит.

- Да? Ну, тогда я побежал!

Бег с препятствиями - дугами с радиусами закругления метра в три. Завораживающее зрелище. Особенно впечатляли манёвры огибания отдельных личностей, бредущих навстречу и таких же хмурых попутчиков. А когда он выбил локтём сигарету изо рта устало-печального Терминатора...

Вот и "зелёный домик".

Расстёгиваю пуговички ТАМ и достаю из-под резинки трусов... Что за странные звуки? - глухие удары. Потребность борется с любопытством. Любопытство побеждает.

Да-а-а... Копейка, с методичностью дятла, бьётся телом о перегородки надочкового отсека: то о правую стукнется, то левую рёбрами прижмёт. Ну и чайником добавит - как же без чайника? Чайник - он же везде голова, особенно если мозгов нету. Без чайника ведь и звук - не звук, а так, невыразительность одна, фальшиво звучащая.

Наконец Копейка припадает грудью к стенке сортира - цель: зафиксироваться - нет в жизни стабильности. Ноги непроизвольно дёргаются, почти нащупав дырку для проваливания фекалий, а, учитывая габариты Копейки, сиё отверстие и для проваливания всего тела тоже сгодится.

Интересный способ суицида.

Облегчённый Зам и аналогичный Слон проникаются жалостью к товарищу: расстёгивают и извлекают, а во время истечения и поддерживают - истинно самаритянское милосердие! Правда, благородство душевных порывов заканчивается, когда они начинают выяснять, кому именно придётся засунуть и застегнуть. В результате Копейку оставляют спать на деревянном жёлобе, на писсуаре то есть: ширинка настежь, содержимое предоставлено вниманию комаров и мух, ага, сама мужественность беззащитно выглядывает, покачиваясь в такт содрогающейся диафрагме...

А потом - завтрак: все, как один, зелёные - учителя включительно, а я с аппетитом уминаю молочную кашку.