Читаем Камень Дуччо полностью

– Я подумал, что вам следует об этом знать, – пояснил Антонио. Леонардо, так и не обернувшись, слушал, как молодой человек уходил; его шаги удалялись, пока не стихли совсем.

– Кто этот синьор? И кто умер? – спросила Лиза.

– Так, никто. – Леонардо смотрел куда-то вдаль.

– Не никто. Я же вижу, как вы опечалены. Прошу вас, вам лучше присесть. Вы так бледны.

Она погладила его по руке, но он увернулся от ее ласки. Он не желал, чтобы кто-то касался его.

Он опустил взгляд на переливающуюся птичку в перстне, украшающем его левую руку, – в том самом, что подарил ему король Франции в знак поддержки его экспериментов с полетами. Проведай старый хрыч нотариус об этих замыслах Леонардо, он точно объявил бы его угрозой всему человечеству.

– Прошу передать вашему супругу мои извинения за то, что не смог проводить вас до дома.

Леонардо коротко и сухо кивнул и быстро пошел от Лизы прочь по площади.


Возможно ли? Неужели этот дьявол с холодными стальными глазами и правда подох? Леонардо приблизился к четырехэтажному особняку из светло-коричневого камня. Над выкрашенной пурпурной краской дверью из окон свисали полотнища черной шерсти в знак того, что в этом доме поселилась скорбь. Его никогда сюда не приглашали. Не собирались приглашать и сейчас. Все, что ему оставалось, – устроиться на другой стороне виа деи Рустичи, у перил чьей-то веранды, и наблюдать издалека.

Здесь он простоял много часов подряд, пока солнце, совершив свой дневной круг по небосводу, не начало клониться к горизонту.

Уже на закате к особняку сошлись плакальщики и все те, кто хотел проводить усопшего в последний путь. Все были одеты в коричневое. Мужчины в знак скорби разрывали на себе одежды, женщины громко причитали и вырывали у себя клоки волос. И почему это смертные вечно предаются такому всепоглощающему горю из-за чьей-либо кончины, если смерть – неотъемлемая часть их жизни? И почему больше всего почитания, уважения и любви человеку достается только тогда, когда все это ему уже не нужно? Как ни стенай, как ни рыдай, все равно ничего не изменишь и мертвого не воскресишь.

Впрочем, проклятый старик-нотариус вряд ли нуждался в слезах Леонардо.

С наступлением сумерек скорбящие зажгли факелы, сотни факелов, словно они желали осветить путь тому, чьи глаза навеки утратили способность видеть. Пурпурная дверь открылась, и из дома вышли близкие покойного. Они рыдали, причитали и рвали на себе одежды еще более рьяно, чем люди на улице. Леонардо видел, как пятеро сыновей вынесли из дома тело отца, высоко подняв над головами деревянные носилки. Усопший лежал на спине, обряженный в ярко-зеленую блузу и укрытый одеялом из белых лилий. Со своего места Леонардо мог разглядеть орлиный профиль, заострившийся устремленный вверх подбородок, широкий лоб, длинную тощую шею. Сомнений не было: старик-нотариус и правда помер.

– Откуда ни возьмись вдруг появляются гигантские фигуры, формой и обликом совсем как человеческие, – произнес Леонардо нараспев, будто молитву, ту самую загадку, которую пытался загадать старику перед своим отъездом на войну. – Но чем ближе к ним подходишь, тем сильнее они съеживаются. – Леонардо так и не открыл ему ответ. – Это тени, которые люди отбрасывают ночью при свете ламп, – прошептал он, когда несущие покойника сыновья завернули за угол.

Вскоре вся процессия скрылась из виду.

Леонардо тяжело привалился к стенке веранды. Он не последует за процессией на кладбище. Его на похороны не звали. Он стоял здесь, никем не замеченный, и слушал, как постепенно затихали вдали плач и причитания, пока совсем не смолкли.

В голову Леонардо непрошеным гостем проскользнуло слово. То, употреблять которое он не любил; то, которое, как ему мечталось, однажды просто перестанет существовать на свете; то, которое он лишь спустя много десятилетий решился произнести в адрес старика-нотариуса. Никакое другое обращение ему в голову не пришло. И он прошептал:

– Arrivеderci, отец.


Голос ветра глухо отдавался в ушах Леонардо, пока он в прострации брел к церкви Санта-Мария-Новелла. Поднялся по ступенькам, прошел через студию, не замечая поджидающих его здесь двоих людей – Салаи и Лизу.

Как она оказалась в его мастерской? Как узнала, где она располагается? Неужели она прождала его здесь целый день?

– Господин! Как вы? – Салаи схватил Леонардо за локоть, подвел к стулу.

Леонардо вырвал руку и пошел дальше, в личные покои.

Лиза последовала за ним.

– Почему же вы не сказали, что это ваш…

– Не надо! – Вскрик Салаи прервал ее на полуслове.

Леонардо схватил зажженную свечу и опустился за письменный стол.

– Вы в порядке, господин? Синьора говорит правду? Что, сир Пьеро действительно… – Дрожащими руками Салаи налил в бокал вино и поставил рядом с Леонардо. – Прошу. Ну скажите же хоть слово.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 мифов о 1941 годе
10 мифов о 1941 годе

Трагедия 1941 года стала главным козырем «либеральных» ревизионистов, профессиональных обличителей и осквернителей советского прошлого, которые ради достижения своих целей не брезгуют ничем — ни подтасовками, ни передергиванием фактов, ни прямой ложью: в их «сенсационных» сочинениях события сознательно искажаются, потери завышаются многократно, слухи и сплетни выдаются за истину в последней инстанции, антисоветские мифы плодятся, как навозные мухи в выгребной яме…Эта книга — лучшее противоядие от «либеральной» лжи. Ведущий отечественный историк, автор бестселлеров «Берия — лучший менеджер XX века» и «Зачем убили Сталина?», не только опровергает самые злобные и бесстыжие антисоветские мифы, не только выводит на чистую воду кликуш и клеветников, но и предлагает собственную убедительную версию причин и обстоятельств трагедии 1941 года.

Сергей Кремлёв

История / Образование и наука / Публицистика
Мохнатый бог
Мохнатый бог

Книга «Мохнатый бог» посвящена зверю, который не меньше, чем двуглавый орёл, может претендовать на право помещаться на гербе России, — бурому медведю. Во всём мире наша страна ассоциируется именно с медведем, будь то карикатуры, аллегорические образы или кодовые названия. Медведь для России значит больше, чем для «старой доброй Англии» плющ или дуб, для Испании — вепрь, и вообще любой другой геральдический образ Европы.Автор книги — Михаил Кречмар, кандидат биологических наук, исследователь и путешественник, член Международной ассоциации по изучению и охране медведей — изучал бурых медведей более 20 лет — на Колыме, Чукотке, Аляске и в Уссурийском крае. Но науки в этой книге нет — или почти нет. А есть своеобразная «медвежья энциклопедия», в которой живым литературным языком рассказано, кто такие бурые медведи, где они живут, сколько медведей в мире, как убивают их люди и как медведи убивают людей.А также — какое место занимали медведи в истории России и мира, как и почему вера в Медведя стала первым культом первобытного человечества, почему сказки с медведями так популярны у народов мира и можно ли убить медведя из пистолета… И в каждом из этих разделов автор находит для читателя нечто не известное прежде широкой публике.Есть здесь и глава, посвящённая печально известной практике охоты на медведя с вертолёта, — и здесь для читателя выясняется очень много неизвестного, касающегося «игр» власть имущих.Но все эти забавные, поучительные или просто любопытные истории при чтении превращаются в одну — историю взаимоотношений Человека Разумного и Бурого Медведя.Для широкого крута читателей.

Михаил Арсеньевич Кречмар

Приключения / Публицистика / Природа и животные / Прочая научная литература / Образование и наука
1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука