– Мы слишком молоды, – так сказала она, – чтоб нам знать ее настоящее имя. Когда тебе известно имя, ты можешь совершать с ним волшебство. Но думаю – с ней это не пройдет. А речная лошадь – она сказала нам ее имя.
Теперь Донал смотрел на детей. Он был мужчиной и взрослым воином, и морщины лежали на его челе, и шрам пересекал его, но он смотрел им в глаза, словно желая говорить с ними, словно что-то кипело внутри него.
– Я видел ее, – сказал Донал, хотя хотел сказать гораздо большее, чем это.
Мев взяла мешочек, висевший у нее на шее, и протянула его Доналу, хотя это было то же, что отдать кому-нибудь своего пони или дать порыться в своих сокровищах.
– Это ее подарок мне, – промолвила она. – Ты можешь взять поносить его. «На память», – сказала Чертополох. Ради надежды, когда ее не остается.
– Надежды на что? – спросил он.
Мев стало страшно – таким хриплым был его голос. Но она упрямо решила идти до конца и скрыла свое смущение тем, что достала из мешочка листик и осторожно сжала его в руке, чтобы его не унесло ветром. Она понюхала его и снова протянула Доналу.
– Посмотри. Понюхай. Он все еще свежий, спустя столько времени. Он напоминает мне запах леса после дождя.
Он взял листик и медленно двинулся прочь от них, туда, куда они не могли уже за ним последовать, потом остановился и сел спиной к ним посредине пастбища.
Она догадалась, что это было, и увидела, что Келли тоже понял, потому что он не сказал ни слова, а просто замер на своем пони в ожидании.
– Я думаю, нам пора домой, – наконец промолвила Мев, – а потом, может, и Донал вернется.
И тогда она подумала о Донне, как Донал возвращался из него один. И все равно она развернула своего Флойна домой, а Келли не пришлось своего даже понукать.
– У него мой подарок, – промолвила она, хотя расставание со своим листиком тревожило ее, – а он волшебный, не так ли? Он обладает способностью отыскивать путь. Значит, он вернется назад, верно?
Келли лишь покачал головой с тревожным видом, волнуясь не то за Донала, не то за дар, – может, и то и другое.
Но вскоре они услышали за собой стук лошадиных копыт и обернулись, когда Донал нагнал их.
– Как же так, – ухмыльнулся он, – вы не должны уезжать одни, разве не так велел ваш отец? Поехали.
Их пони сравнялись с его длинноногой лошадью, и некоторое время они скакали молча. «Он бы пошутил, если бы мы были мужчинами, или побранил нас, если бы мы были его друзьями, – подумала Мев, – ему надо было найти какую-нибудь нашу оплошность, ему больше ничего не оставалось делать».
– Смотри, – воскликнула она, цепляясь за удобный повод, – жеребенок лежит.
– Устал, – помолчав, ответил Донал, – и солнце припекает. – Он протянул Мев обратно ее подарок. – Действительно вкусно пахнет.
Ей были приятны его последние слова – он счел ее достаточно зрелой, чтобы принять ее любезность, словно она неожиданно выросла. Но вся ее радость была испорчена краской, залившей ей щеки. Мев почувствовала, как они пышут жаром, и сделала вид, что полностью поглощена тем, чтобы спрятать свой листок обратно.
И все равно она знала, что ей удалось исправить настроение Донала. Он чувствовал себя свободно и даже улыбался – может, в этом помог дар Ши. Мев смотрела на Донала, как никогда не смотрела на своих ровесников, и сердце ее наполнялось отчаянием и безнадежностью. Он был уже мужчиной. По нему вздыхали девушки – от дочери кузнеца до кухонных служанок; даже Мурна, обычно привязанная только к ним с братом, даже Мурна взяла в привычку ухаживать за ним, и, хоть она была старше Донала, после этого она изменилась, сделалась счастливее и моложе. Так Мев считала себя дважды ограбленной; и впервые в жизни ей стало страшно, что Келли может все узнать и посмеяться над ней.
Потом, вздохнув, она привела в порядок свои мысли и немедленно отказалась от Донала, едва почувствовав свою сердечную привязанность. Мев решила быть его верным другом, каким он был отцу, каким были Барк и Ризи – о Ризи! – и ездить с ним кататься на лошадях летними деньками, пока не кончилось лето.
«Кер Велла не будет здесь», – внезапно мелькнула у нее мысль, как видение, возникающее ночью в мгновение ока; и лист наполнил болью ее горло. Она увидела сгоревшую и изменившуюся землю и дым, поднимающийся с почерневших полей.
– Келли…
Он видел его тоже – этот призрак страшного сна. Мев узнала это по внезапно побледневшему лицу брата и взгляду, устремленному на нее.
– В чем дело? – спросил Донал не так, как спрашивают детей, но озабоченно и тревожно.
– Ко мне пришло видение, – ответила она. – Как будто Кер Велл исчез.
– Там высился холм, – добавил Келли, пока лошади продолжали тихо и неумолимо нести их к дому. – Под ним лежали кости.
– Этого я не видела, – сказала Мев.
– Кер Донн, – хрипло произнес Донал. – Вы видели Кер Донн. – И он взял в руки поводья. – Скорее. – И лошади пошли быстрее, как будто Донал мог уберечь детей, вернув их поскорее под защиту стен и ворот.