Камень Грёз

В мгновение ока Аодан перелетал через мелких тварей, сбивал с ног более крупных, обходил корни и ветви. Дроу громоздились перед ним на огненных скакунах, на речных видоизменяющихся лошадях и прочей нечисти. Они пытались задержать его, но он был неудержим: эльфийский конь подминал их под себя, когда они цеплялись и хватались за него, он обгонял их в лунно-зеленом свете.

Всюду вокруг него боролась жизнь. То под ногами была трава, то выжженная земля и мертвые деревья обступали их, то дыхание свежего воздуха, то мутная мгла и мечущиеся всадники на черных лошадях, то и дело перемещающиеся из мира в мир. Страшным ядом были пропитаны их мечи – они отравляли людей страхом смерти, а эльфов – сомнениями и ненавистью при каждом своем прикосновении; но человек был уже мертв, а эльф отринул все сомнения.

– Вперед! – понукал он Аодана, и эльфийский скакун несся вперед, находя дорогу меж засад, мглы и тумана. Камень твердил Лиэслиа о битве, об опасности и отчаянии. – О Арафель, держись!

И тени дрогнули перед ним и расступились. Он увидел просвет, где клубящаяся тьма обступила Арафель. Она упала с лошади, сияние ее померкло, и раны кровоточили; Финела сама пыталась встать после падения – замаранная темной кровью, она разила молниями, пока Арафель рубила своим мечом.

Аодан не остановился – темные Ши разлетались из-под его копыт, уязвленные стрелами его молний; и вдвоем эльфийские кони начали оттеснять мерзких тварей, лягая и подгоняя их, пока пространство в роще не расчистилось.

И тогда Арафель упала на одно колено и, опустив руки на землю, приникла к ней головой, ибо она была покрыта глубокими ранами. Камень горел болью, страданием и усталостью; и Лиэслиа взял на себя их, сколько мог, встав меж Арафелью и тьмою.

«Лиэслиа», – промолвил голос откуда-то из теней. Он коснулся души Кирана, глубоко похороненной в камне. «Донкад», – подсказала память. Но его истинное имя был Далъет.

Ветер проносился мимо, но Мев и Келли не могли упасть – такова была природа этой скачки без поводьев и без седла. Им даже не было нужды держаться за фиатас, идущих вровень с эльфийскими скакунами – черными на фоне их света.

Берег остался далеко позади, и Мев плакала из-за матери, из-за Барка, Донала и Ризи и всех остальных.

– Стойте! – кричала она.

И Келли ей вторил:

– Помогите!

Но ничто не могло остановить уносящий их ураган, как ничто не могло остановить фиатас.

Теперь они нагнали предводителя – эльфийского военачальника. Он был без доспехов, как и прочие лучники, но стрелы его разили светом. Белый конь его несся по собственной воле, без поводьев, как и фиатас. Казалось, он был молод, как и все Вина Ши, молод и прекрасен – ибо никто из них не знал возраста. Они все были холодный свет и дикая, пугающая красота.

– О, поверни назад, – взмолился Келли. – Хотя бы оставь кого-нибудь помочь им!

– Это не наш народ, – ответил эльф, – не наша война.

– Тогда отпусти нас! – вскричала Мев.

– Не я вас влеку за собой, а то, что на вас надето, – сказал эльф.

Мев прикоснулась к дару в ладанке. «Дар нахождения», – вспомнила она.

«У них нет сердец, – донесся до нее шепот. – Они повесили их на деревья, чтобы забыть эту землю, забыть все, что они сотворили здесь».

– Это дракон говорит, – промолвил военачальник, глядя вперед. – Не слушай его, заткни свои уши.

«И этого зовут Ниеракт. Он не любит людей. Он жаждет то, что вы носите, – он отнял бы, если бы мог. Берегитесь его».

– Заткнись, старый червяк! – выкрикнул Ниеракт.

«Кто вы им? И кто был им ваш отец? Они убили его и бросили вашу мать умирать…»

Внезапно их окружили деревья и мгла – кони петляли меж ветвей.

– Не отставайте от нас! – закричал Ниеракт. – Не отставайте, юные Ши! Не слушайте этот голос!

«Король без королевства и королева, рожденная от воров и убийц, о, слушайте меня, юные души: смотрите, к чему ведет благородство, – вот что оно сделало с вашим отцом».

«Замолчи, замолчи», – повторяла Мев, сжимая эльфийский дар в руке и думая лишь о Келли, – только вместе могли они заслониться от дракона.

Она успокоилась, и внутри все затихло – может, ей удалось это сделать самой, а может, ей помогло холодное сердце Кили. Рядом бежал пука, чувствуя себя в этой тени как дома. Она увидела лицо брата, но оно было окрашено скорбью, что делало его очень похожим на Ши. Темные твари возникали перед ними, и летели эльфийские стрелы, разящие страшным светом.

«Нам не до́лжно здесь быть», – с отчаянием подумала она и тут же взяла себя в руки, вспомнив Лиэслиа и доброту его глаз. Она почувствовала, как окрепла ее рука, словно молодое деревце – пусть листьев на нем осталось мало, но оно было живо и теперь дарило ей тепло и жизнь.

«Найди их, – послышался голос в ее сердце, журчащий, как вода. – О держись, держись, держись, сокровище, на моей спине, темные воды, темные пути – фиатас не боятся их».

Мев боялась, боялась всем земным страхом за оставшихся любимых, за последний свет и последнюю красоту, за тот крохотный отряд, что остался стоять во тьме где-то позади них. «Домой, – думала она, вспоминая их лица. – Домой, домой, домой».