Камень, ножницы, бумага

– Я не тянул до последнего момента. Мой отец заверил меня, что найдет мне работу, но две недели назад он пропал.

– Как это – пропал? – сказала мама.

Папа взглянул на нее с укоризной. Все мы хорошо знали, что отец Кармен и Марито пьет и пропадать для него – дело обычное.

– Возможно, ему пришлось уехать, – еле слышным голосом проговорил Марито.

Я кивнула, чтобы подбодрить его. Папа со вздохом откинулся на спинку стула и отхлебнул из стакана джин-тоник. Кусочки льда мелодично звякнули о стекло. Мама насадила на шпажку кусочек сыра и принялась прокручивать палочку между пальцами, словно не имея никакого намерения положить его в рот. Ни один из них не смотрел на Марито.

– Я тоже смогу ему помогать – из моих карманных денег, – сказала я.

Мне показалось, что Марито собирается что-то сказать, но вместо этого взглянул на меня. Расшифровать этот взгляд мне не удалось.

– Я смотрю, вы между собой уже разговаривали на эту тему, – заметила мама.

– Нет. Альма не знала, что я собираюсь просить вас о помощи, – проговорил Марито.

Папа посмотрел на часы.

– Так, обед уже должен быть готов, – объявил он. – Сегодня вечером мы дадим тебе ответ.

Марито оставался на месте еще секунду, а потом ушел. Я побежала за ним. И догнала его раньше, чем он перешел мостик к своему дому. Он уже ступил на него, когда я коснулась его руки. Он обернулся. Солнечный свет, просеиваясь между стеблями тростника, оставлял на его лице светлые и темные полоски. Глаза у него блестели.

– Они, конечно же, согласятся. Просто дело в том, что они вечно спорят по поводу расходов, чьи деньги и всё такое, – сказала я.

Мне подумалось, что Марито вот-вот заплачет.

– У меня даже нет ничего, что я мог бы продать, – сказал он.

– Они согласятся, Марито, – повторила я.

Мои слова прозвучали не столь убедительно, как мне бы того хотелось. Он отвернулся от меня и бросился бежать.

За обедом мама с папой говорили о разных пустяках, и, когда я прямо спросила их о решении, они сказали, что должны еще подумать. Позже, когда они пили кофе в летней гостиной – комнатке с москитной сеткой вместо окон, расположенной в тени дубов, что летом всегда обеспечивало прохладу, – я услышала, что они стали обсуждать эту тему. Я уселась возле стены дома, стараясь подслушать их разговор, но до меня долетали только какие-то разрозненные обрывки – когда кто-то из них повышал голос или вдруг разом смолкали все цикады. Папа, судя по всему, склонялся к тому, чтобы дать Марито денег. Такая перспектива и его не очень радовала, но из тех фрагментов его фраз, которые мне удалось услышать, я сделала вывод, что он склоняется к такому решению. Против была мама – и знать ничего не хотела. Как и каждый раз, когда они спорили, ее голос всё повышался, а папин становился всё тише. Я так никогда и не узнала, какие именно аргументы использовал он под конец их дискуссий; мама же в конце каждого спора кричала, упрекая его во всем том нехорошем, что он ей сделал в прошлом, и это казалось еще большим преувеличением, поскольку темы дискуссий были разными.

– Но не можем же мы взять на себя заботу о нем как о собственном сыне, – заявила мама на этот раз.

Я побежала в гостиную и встала перед ними. Мне не хватало воздуха.

– Марито – настоящий гений, он столько всего знает, он запоминает всё, что читает, – сказала я. – Ни один из моих друзей не хочет учиться так сильно, как он.

Папа поставил чашку с кофе на краешек стола и как-то странно на меня взглянул.

– Он всегда помогает мне с уроками, – добавила я.

– Я знаю, Альма, – сказал он.

– Вопрос в том, о какой сумме в месяц идет речь, – сказала мама. – Мы ведь не богачи.

Прежде я никогда об этом не задумывалась, но знала, что мы гораздо богаче, чем донья Анхела и Ковбой, и даже богаче, чем Вирулана. Маме не приходилось работать, у нас был этот дом и еще квартира в Буэнос-Айресе. Я ездила в свою школу на автобусе, который предназначался только для учениц этой монастырской школы. Всё это пронеслось у меня в голове, прежде чем папа поднялся с кресла.

– Пойду помедитирую, – сказал он. Этим словом он пользовался, когда хотел сказать, что собирается вздремнуть после обеда.

– Так вы ему поможете?

– Ну… не знаю, сдюжим ли мы, – ответил папа.

– А потом перед нами явится сестренка, а еще лет через десять – братишка, – заявила мама.

– Не беги впереди паровоза, – сказал папа.

Это была любимая фраза моего дедушки, но, по мнению мамы, дедушка в жизни набил себе немало шишек ровно потому, что не умел предвидеть, что ждет его впереди. Но на этот раз она просто пожала плечами.

– Делай что хочешь. Ясно, что со мной в такого рода делах не считаются, – сказала она. – Как будто эти деньги – твои, – добавила она совсем тихо, почти шепотом.

И пошла за папой в спальню. Спор дошел до той точки, до которой, по-видимому, доходили все дискуссии по поводу денег между папой и мамой.

11

В тот вечер, уже собираясь уезжать, мы увидели Марито: с сумкой в руках он стоял на своем причале. На нем была белая отглаженная рубашка и синие брюки, купленные в начале года для школьной церемонии награждения.