Камень погибели

– Чтобы спасти вашу жизнь, – кратко отвечал Нестор Васильевич. – А сейчас, дамы и господа, окажите мне любезность и переоденьтесь в военную форму. Предлагаю дамам перейти в левую часть окопа, а джентльменам – в правую.

– Но почему же дамы в левую? – раздался голос Габи. – Мне кажется, это обидно, нас тем самым уравнивают с евангельскими грешниками. Как известно, агнцы там идут направо, а козлищи – налево.

Загорский любезно отвечал, что он не настаивает, и если возражений нет, пусть тогда агнцы, то есть дамы, идут направо, а козлищи – налево.

– А почему вообще мы должны вас слушать? – брюзгливо поинтересовался голландский финансист Дирксен. – Мы вас в первый раз видим. Вдруг это какая-то грязная игра, которую разыгрывают китайцы с вашим участием…

– Что? – повернулся к нему американец. – Ты кого называешь грязным? Моего лучшего друга Нестора? Ах ты, хрен голландский, вот я тебя научу вежливости!

И Джонсон набросился на злосчастного финансиста с кулаками. Разумеется, шансов в битве с ковбоем у того не было, и Эл изрядно намял бы ему бока, если бы не вмешался Загорский.

– Друзья мои, – сказал он очень серьезно, – в других обстоятельствах я, возможно, смог бы предоставить неопровержимые доказательства моей благонадежности, но сейчас придется поверить мне на слово. Ситуация очень серьезная, и, как ни странно, только этот маскарад дает нам шанс спастись. За меня могут поручиться господин Джонсон-младший и фройляйн Шлоссер. Верите ли вы мне?

– Верим… Верим! – раздались нестройные голоса, по преимуществу женские. И хотя женщины, казалось, находились в абсолютном меньшинстве, мнение их, как это часто бывает, оказалось решающим.

– Благодарю за доверие, друзья, – сказал Нестор Васильевич. – А теперь прошу всех переодеться…

Дамы и господа разошлись по своим углам и закопошились, переодеваясь. Нет сомнений, что через несколько минут окоп наполнился бы британскими солдатами обеих полов, как вдруг раздался возмущенный женский крик:

– Они подглядывают!

Оказалось, несколько китайских охранников, вместо того, чтобы пойти в свой окоп, остались наблюдать за пленниками. Загорский что-то крикнул им по-китайски, старший ухмыльнулся и небрежно кинул в ответ пару слов, но от окопа не отошел. Нестор Васильевич нахмурился и поискал глазами Ганцзалина. Тот перехватил его взгляд, в один прыжок выскочил из окопа и направился к старшему из конвоя.

Спустя минуту до пленников, сидевших в окопе, донеслось зверское рычание Ганцзалина и высокие, неуверенные крики сержанта. Рычание становилось все ужаснее, а крики – все слабее, пока, наконец, не стихли окончательно. Когда Ганцзалин вернулся в окоп, в зоне видимости не было уже ни одного китайца.

– Надеюсь, ты не применял грубой физической силы? – негромко осведомился Загорский.

– Грубой – нет, – отвечал Ганцзалин, но, увидев укоризненное выражение на лице господина, все-таки уточнил. – Ханьца бить не нужно, просто покажи ему кулак.

Наконец все переоделись, и потекли томительные часы ожидания. Нестор Васильевич пытался развлекать публику занимательными историями, но настроение у всех было подавленным. Ощущение неведомой опасности стало настолько явным, что даже всегдашнее обаяние Нестора Васильевича не произвело своего обычного действия. Беззаботным, кажется, оставался один только Джонсон-младший.

– Сколько нам так сидеть? – тихонько спросила у Загорского Габи, которая все это время старалась держаться к нему поближе.

– Не знаю, но надеюсь, что не очень долго, – отвечал детектив. – Думаю, послание наше уже прочитали, и войска Юань Шикая не пойдут на нас в атаку. Вопрос только, что именно они теперь предпримут.

– А почему вы сказали, что вы офицер – вы же археолог? – Габи в упор смотрела на него своими карими глазами; надо сказать, что форма ей шла и превратила ее в совершенно очаровательного солдатика.

– В трудных обстоятельствах люди скорее доверятся военному. Они думают, что военные всегда знают, что делать, и присутствие такого человека всех успокаивает. Но для вас я по-прежнему археолог, – улыбнулся Нестор Васильевич.

Она, однако, не улыбнулась в ответ, но очень серьезно заметила, что, по ее мнению, Загорский не археолог и не офицер, но нечто третье, а, может быть, даже и четвертое. Нестор Васильевич кивнул: жизнь его оказалась такой насыщенной, что ему приходилось быть не только третьим и четвертым, но даже и пятым, и двадцать восьмым. Впрочем, это детали его биографии, они никого не интересуют, кроме разве самого Загорского и его верного Ганцзалина.

Габи сказала, что Ганцзалин внешне не очень-то похож на тех китайцев, которых она видела раньше: большой нос, удлиненное лицо, а глаза не так узкие, как просто косые. Нестор Васильевич отвечал на это, что Ганцзалин не совсем китаец. Он хуэй – то есть, говоря совсем просто, человек из народности, живущей в Поднебесной и исповедующей ислам.

– Так Ганцзалин верит в Аллаха? – воскликнула Габи.