Камень погибели

– Ты не тибетец и не китаец, – сказал он. – Откуда же ты приехал, и кто твои спутники?

– Я сам – из далекой дружественной России, брат Цзяньян родом из Тибета, мой помощник Ганцзалин – из Сычуани, он хуэй.

Всадник перекинулся несколькими словами со своими товарищами, потом велел Загорскому и его спутникам ехать следом за ним. Тем не оставалось ничего другого, кроме как подчиниться не слишком вежливому приглашению.

– Куда они нас везут? – тихо спросил Загорский у карлика.

– Не знаю, – отвечал тот так же тихо.

– Надеюсь, они не собираются нас зажарить и съесть, – пробурчал Ганцзалин.

– С меня им жира немного, а у вас мясо немолодое, жесткое, – в тон ему отвечал брат Цзяньян. – Однако радоваться рано, эти люди вполне могут принести нас в жертву, если, например, они служат какому-нибудь бонскому колдуну.

Предположение это чрезвычайно не понравилось Ганцзалину. Он тихонько поинтересовался у Нестора Васильевича, не пора ли им разрядить пару стволов в этих ряженых обезьян? Карлик сердито заметил, что он и сам из рода этих так называемых обезьян. Брат Цзяньян – другое дело, отвечал Ганцзалин, он – обезьяна ручная, дрессированная. И кстати сказать, что ему не нравится? Разве тибетцы не ведут совершенно официально свой род от любовной связи обезьяны и демоницы?

– Не обезьяны, а будды Ава́локитешва́ры, обратившегося в обезьяну, – хмуро огрызнулся Цзяньян-гоче.

Ганцзалин пожал плечами – какая разница? – и снова обратился к Загорскому: так не пора ли вдарить из всех стволов?

Тот весьма резонно заметил, что их всего трое, а врагов, которые их окружили, – больше десятка. К тому же они наверняка неплохо владеют своими ружьями, так что шансов у них немного. Стоит подождать чуть-чуть, может быть, сильные средства и вовсе не потребуются.

Вскоре они подъехали к ближней горе, на вершине ее высился средневековый замок. Брат Цзяньян сказал, что на приют колдуна этот замок явно не похож – вероятно, их везут к властителю здешних земель, наследнику древнего рода.

Карлик оказался почти прав. Только привезли их не к властителю, а к властительнице. Гостей ввели в огромный зал, под каменными сводами которого коптили факелы, дававшие неверный подрагивающий свет, и усадили на тигровые шкуры, лежавшие у подножия массивного золоченого трона. Учитывая, что ближайшие тигры водились отсюда за тысячу миль, шкуры обошлись, наверное, в целое состояние.

Спустя пару минут в зале появилась сама хозяйка замка. На вид ей было едва ли больше тридцати. Чуть удлиненное лицо, высокие скулы, глубокие карие глаза и густые черные волосы, заплетенные в многочисленные косички, изогнутые брови, прямой, ясно очерченный нос – она была похожа на таджикскую красавицу. Гибкое сильное тело драпировалось длинным красно-коричневым платьем европейского покроя, на ногах красовались высокие белые сапожки из войлока. Шею прикрывал радужный шелковый шарф, перекинутый через правое плечо и спускавшийся до щиколоток. Голые руки были украшены браслетами, представлявшими собой небольшие водопады из рубинов и изумрудов, в ухе висела длинная жемчужная серьга, лоб венчала брильянтовая диадема. Если хозяйка замка хотела произвести впечатление на гостей, ей это удалось. При ее появлении карлик преклонил колени, Загорский же и Ганцзалин лишь вежливо встали со своих шкур.

То, что случилось потом, вызвало у них неподдельное изумление.

– Добрый день, господа, – проговорила хозяйка на чистом английском языке. – Меня зовут Дари́ма. По-тибетски это что-то вроде богини, хотя официальный мой титул несколько скромнее и примерно соответствует европейской княжне. Приветствую вас у себя в замке, будьте моими гостями на тот срок, который изберете сами.

Настала пора представляться Нестору Васильевичу. Рассказав в двух словах о себе и своей ученой миссии – исследование буддийских традиций Тибета в сопоставлении с китайским чань-буддизмом – Нестор Васильевич не удержался и спросил восхищенно, откуда она так блистательно знает английский язык. Дарима отвечала, что в юности училась в университете Калькутты, куда послал ее отец, крупный землевладелец-дэпён и большой поклонник прогресса и цивилизации.

– Увы, я оказалась недостойной дочерью и, вернувшись домой, обратилась не к западным открытиям, а к национальным истокам, в частности, к религии бон. Это так расстроило отца, что его хватил удар. Бедный мой родитель все еще жив, но, увы, недееспособен.

– Чем же так привлекла вас религия бон? – Нестор Васильевич глядел на хозяйку замка с нескрываемым интересом.

– Вам, наверное, покажется это крайне реакционным, однако я нахожу в этих темных безднах массу интересного для ума и сердца, – глаза княжны, устремленные на Загорского, пылали черным огнем.

Загорский учтиво отвечал, что он, как исследователь, старается быть объективным, а значит, не видит в древних культах ничего реакционного. Более того, в каком-то смысле они ближе человеческой природе, чем новые религии вроде буддизма, христианства или ислама.