Камень сердолик (СИ)

- Они раскаялись и пожертвовали три четверти имущества Храму. Мы позволили им покинуть город и начать новую жизнь. К тому же, их сын Янгиль заключил брак, и часть богатого приданого своей невесты тоже пожертвовал на Храм. К тому же, не доказано, что он – отец ребёнка этого юноши, виновен он лишь в ложном доносе… Естественно, если бы этот юный еретик был невиновен, мы дали бы делу ход… Но ведь виновен, не так ли, брат Иммаир? В этом нет сомнения. Значит, если даже он и выступит с обвинением против своей семьи, оно не будет иметь силы.

Брат Иммаир только поклонился, оставаясь внешне бесстрастным, хотя внутри его бушевала буря. Он примерно представлял себе размеры наследства Палого Листа и понимал, на какую астрономическую сумму обогатился Храм. На душе было тошно. Брат Иммаир всегда соблюдал жреческий устав, был постником и аскетом, ни единой крупицы чужого золота никогда не прилипало к его рукам . Если он убеждался в невинности обвиняемого – он освобождал его, не требуя мзды от семьи, а отпустить виновного его не могли заставить никакие горы золота. До него доходили слухи о роскоши, в которой живут многие Высшие братья, но он никогда не придавал им значения. И вот теперь – такое явное доказательство мздоимства и корыстолюбия.

В суровой душе брата Иммаира стали появляться мысли, не приличествующие жрецу Небесной Благодати, и он стал мало-помалу приходить к определённому решению… Тогда-то он и вызвал к себе Палого Листа.

***

Палый Лист вошёл в кабинет брата Иммаира, в котором абсолютно ничего не изменилось… кроме самого расследователя. Он выглядел измождённым и невыспавшимся, словно его грызло какое-то глубокое внутреннее переживание. Но когда он поднял голову и взглянул на юношу, его взгляд потеплел. Длилось это буквально мгновение, после чего брат-расследователь снова надел маску прежнего бесстрастия.

- Я вижу, что лучшие условия пошли тебе на пользу, дитя, - довольно мягко произнёс жрец. – Я справлялся о твоём здоровье у брата Никело. Он говорит, что с тобой будет всё в порядке. Но я призвал тебя не за этим.

- Вы хотите моих показаний? – тихо спросил Палый Лист. – Я…

- Нет! – отрезал брат Иммаир. – К тому же теперь, имея на руках столь несомненное доказательство твоей вины, я не нуждаюсь в твоих показаниях. Они не будут рассматриваться по закону. К тому же, твои опекуны покинули город, а твой кузен удачно женился.

- И вы им это позволили? – вырвалось у Палого Листа.

- Они пожертвовали большую часть твоего наследства Храму, - пояснил брат Иммаир. – А твои слова, даже если бы ты и дал показания против них не имеют силы, ибо ты еретик и нераскаянный грешник. А после… после того, как дитя появится на свет, ты будешь осуждён. Пока ты носишь дитя капитул не будет судить тебя, ибо дитя невинно, а устав наш не позволяет подвергать невинных суду. Но потом…

- Брат Никело, - всё так же тихо сказал Палый Лист, - сказал мне, что нас разлучат с моим ребёнком. Что он будет воспитываться при Храме.

- На твоём месте я думал бы, прежде всего, о крепкой верёвке, которая тебе грозит, - сухо сказал брат Иммаир.

- Моя жизнь всё равно разрушена, - грустно сказал Палый Лист, - но мой малыш… Я не хочу ему такой судьбы…

В глазах юноши загорелся странный огонёк, он вскочил со стула и упал на колени перед жрецом.

- Брат Иммаир! – горячо воскликнул он. – Вы кажетесь мне честным и разумным! Пожалейте не меня, ибо я не достоин жалости! Пожалейте невинное дитя! Прошу вас, сделайте что-нибудь! Я не хочу такой судьбы для своего ребёнка! Я готов ко всему, пусть меня повесят, но мой малыш… Прошу вас, позаботьтесь о нём!

Брат Иммаир опешил. Не то, чтобы перед ним никогда не ползали на коленях подследственные, но никогда они не вызывали у него ни малейшего сочувствия, ибо были насквозь виновны. «Он тоже виновен…» - шепнул внутренний голос, но какой-то другой, незнакомый голос возразил: «Не может быть виновен никто в своей природе… Фаэры отличаются от Гортанов, почему их судят так же, как судили бы Гортанов…»

Но он справился с собой, мысленно приказав голосам замолчать.

«Это всё глупость, я просто попал под обаяние этого еретика, - подумал брат-расследователь, - не стоило мне вызывать его, не укрепив свой дух бичеванием…»

Но в этот момент Палый Лист поднял свои огромные прекрасные глаза на брата-расследователя. Глаза, в которых дрожали непролитые слёзы. Он был так прекрасен в этот момент, что броня, в которую заковал свою душу брат Иммаир, стала трескаться с удвоенной силой.

- Прошу вас… - прошептали самые прекрасные губы на свете, - помогите моему ребёнку… Может быть, найдётся достойная семья Фаэров… бездетная семья, которая приютит его и будет заботиться о нём… Я готов на всё ради этого…

- На всё?! – нахмурив брови, прорычал брат-расследователь и вдруг, неожиданно, одним сильным движением поднял Палого Листа с колен и накрыл его губы своими. Палый Лист только испуганно ахнул, но этого мгновения хватило жрецу, чтобы опамятоваться. Он осторожно отодвинул Палого Листа от себя и довольно бережно усадил в кресло. А потом укоризненно произнёс: