Камень (СИ)

Шорох сзади заставил его обернуться и отвлечься от мыслей на тему - а вот идти ли в дом? Мертвец у ворот поднимался. Во всех смыслах этого слова, применительно к мертве-цам. Поднимался и изменялся. Руки удлинились, ногти на глазах превращались в когти, вы-тягиваясь и утолщаясь. Тюрбан, закрывавший и лицо по самые глаза, мешал ему, потому что, судя по оттопыривающемуся краю полотнища, прикрывающему рот и лицо, у неупокоенного росла еще и пасть. Дарри охнул. Он в жизни еще не видел подобной нечисти, да и вообще с нечистью сталкивался редко. Даже зыбочника, которого ему на ходу показал рядом с боло-том Гимли, не разглядел. А это вообще не пойми что. Наверное, на убитом было заклятие или амулет, после смерти превращающие их хозяина в мстителя своему убийце, и даже бе-лый свет дня не стад помехой! А у него ни одного патрона с серебром! И даже на секире нет серебряной насечки, он прорезал под нее узор перед самой поездкой, а серебром украсить уже не успел... И в кошеле только дядюшкино золото... Кошель! У него же есть кошель туга с серебром! Лихорадочно вынул из патронташа два патрона, а из кармана - трофейный ко-шель, и чуть ли не зубами сорвал с него завязки. Рассыпая золото на землю (некогда, выжи-вет - подберет, а нет, так и ни к чему оно будет), выудил несколько чешуек мелких вирацких серебрушек и утопил их в парафине. Вот повезло, хозяин был из тех, кто и верхний слой кар-течи парафином заливает! Тварь уже сорвала тюрбан... Брр, кошмарная морда! Длинная пасть, зубы и горящие красным глаза, и этими самыми глазами она уже навелась на Камня и приготовилась к прыжку. Выщелкнув со скоростью молнии, смазанной салом, два патрона и вставив вместо них наспех сваянный эрзац картечи против нечисти, Дарри едва успел вы-стрелить, даже, пожалуй, чуть запоздал. Нечисть уже взвилась в воздух, уже неслась к нему, выставив когтистые лапы и раззявив пасть, когда он пальнул. Дай бог, с двух локтей, вспыш-ка опалила морду твари, и тут же - второй выстрел! Едва не зацепив его лапой, чудище шмякнулось на землю, а Дарри опустил дробовик и выдохнул. Но тут же едва не обмочился от ужаса - гадина, которой размочалило всю грудь и половину морды, словно и не чувствуя ни ран, ни действия серебра, начала подниматься! Запоздало мелькнуло в голове, что нечисть может бояться или серебра, или огня. Огонь! И вновь, как с булыжником, в воздухе повисла руна огня, запела, заблистала, закрутилась... Не дожидаясь, пока руна наберет полную силу (и от страха перелить этой самой силы, и еще большего страха не успеть), он впечатал ее прямо в туловище нечисти. На этот раз она не впиталась сама собой, тварь словно сопротив-лялась изо всех сил, будто выталкивая руну наружу, но зато, словно на это уходили все ее силы, замерла, даже не до конца поднявшись. Однако Камню было не легче. Жилы его на-бухли от натуги, могучие ноги дрожали, а пот градом выступил на всем теле и лице. Он словно в одиночку пытался удержать свод штольни, осыпающийся при подземном толчке, на своих плечах. Наконец руна заняла правильное место, он просто это понимал, не знал, не чувствовал, а - понимал. Она задрожала, как тогда, в первый раз - булыжник. И вместе с ней задрожала и тварь. А затем, словно праздничный фейерверк, полыхнула лучами-струями оранжевого огня, выбивающимися наружу из нечисти - из глаз, ущей, пасти, дыр от картечи, опаляя жаром и его самого... Тварь заверещала пронзительно и истошно и - словно ножом обрезало, наступила блаженная тишина. Только запах грозы и пепел повисли в воздухе, серо-невзрачный жирный пепел, который неспешно, будто первый тихий снег в ноябре, опадал на землю. На землю же рухнул и сам Дарри, обессилевшие ноги отказались держать его дальше. Дрожащей рукой он отер пот и сажу с мокрого лица. Рука была не только в копоти и поту, но и в крови - от напряжения она пошла носом. Дарри бы не удивился, если бы и из глаз. Впро-чем, если бы он видел себя в зеркале, он бы понял, что недалек от истины - белки его глаз были красны от полопавшихся сосудов. Ощущение легкой изжоги сменилось чувством по-лыхающего в животе пожара, словно он наелся армирской еды. Нестерпимо хотелось пить и умыться. Осознав, что он врядли сейчас сможет вытащить ведро из колодца, он поднялся, кряхтя как древний старец, сначала встав кое-как на колени, а затем, опираясь на стену дома руками, бесконечно долго распрямляялся. Позабытый "Таран" остался лежать на земле. Опираясь все на ту же стену, Дарри добрел до крыльца и, повисая на перилах, втянул себя по ступенькам. Если бы он не был гномом, он ничего бы не увидел в доме после яркого дня на улице и еще более яркого факела горящей твари. Но гномы в темноте видят не хуже кошек, почти как демоны, и уж намного лучше людей. Разглядев в сенях дубовые ведра с водой, в ряд стоящие на деревянном низком столике-подставке для них, он, не тратя времени на по-иск кружки или ковшика, сопя и отфыркиваясь, начал пить прямо из заполненного до верху ведра. Это было ни с чем несравнимое блаженство! Пожалуй, он выпил чуть ли не четверть ведра. Пламя в животе понемногу затихло, осталась тупая несильная боль. Камень поплескал себе водой все из того же ведра на лицо и отерся подвернувшимся под руку расшитым руш-ником, запачкав его до непристойного вида. Ноги все еще дрожали, но уже были способны более или менее держать его без опоры на стены или перила. Очень хотелось есть, словно он сутки отработал кайлом в шахте. И еще - спать. Отодвинув занавеску, он вошел в жилую часть дома и прошел несколько шагов вперед. И вот тут есть совершенно расхотелось, и его все же вывернуло наизнанку. Только теперь он понял, что чувствовал что-то гнетущее, исхо-дящее от дома, еще во дворе, и ему очень не хотелось заходить внутрь. Лишь полное опус-тошение после поединка с нечистью, заглушив эту тревогу, привело его сюда.