Камень власти

Наконец, во двор вывели Дрезденшу. Содержательница заведения, как настоящий капитан, покидала свой тонущий корабль последней.

— Без рук! — Рявкнула она на квартального, пытавшегося подсадить ее за грузный зад в позорную колымагу. — Мы еще посмотрим, кто здесь кого накажет! Месяца не пройдет, вы ко мне притащитесь с просьбами сбросить на товар полтинничек!

— Наше дело — служба, — замямлили полицейские. — Извиняй, матушка. Не своей волей!

— Дурачье! — Фыркнула Дрезденша и, обернувшись к своим прелестницам, бодро прикрикнула: — Девки! Запевай! С песнями по улицам поедем, пусть весь город знает, что полиция лишает столицу приличного заведения, обрекая горожан на опасные услуги уличных женщин.

— Тихо! Тихо вы! Мешки на голову натянем! — Заорали на своих неугомонных арестанток квартальные.

И телега, колыхаясь из стороны в сторону, выехала со двора, под одобрительные крики проснувшихся жителей соседних домов:

«Поделом вам, распутницы! Поделом, окаянные! Ни днем, ни ночью от вас покоя нет!» «Зажжем бусурманское гнездо?» «Черт тебя что ли за руку тянет? Сами погорим!»

— Может, слезем? — Предложила Екатерина.

— Погодим маленько, — остановил ее Орлов. — Пусть соседи опять улягутся. Да мало ли что? Сидите.

Като вздохнула. Спектакль окончился, но ей и не хотелось покидать свою «ложу». Бок Григория был теплым, а тяжелая рука на плече надежной. Он наклонился к ней и осторожно, боясь потерять равновесие, поцеловал в губы.

— Вы очень смелая.

— Вы тоже. — Като вздохнула и снова впилась в его дразнящий, капризный, как у большого ребенка, рот. — Почему вы не хотели поцеловать меня там, в комнате?

Григорий на мгновение оторвался от ее губ и мотнул головой.

— Мы всегда встречались там с Брюс. Простите, Ваше высочество, но вы для этого не годитесь.

— Не гожусь? — Засмеялась Като, сбрасывая плечом его кафтан и обхватив обнаженными руками Орлова за шею. — Значит мой возвышенный образ в вашем воображении не вяжется с заведением Дрезденши?

Григорий ухватился за трубу, чтобы ненароком не съехать вниз.

— А почему он должен вязаться? — Раздраженно спросил гвардеец.

— Молодой человек, — наставительно заявила Като, снизу вверх глядя в его красивое наклоненное лицо, — У меня есть муж и было два любовника.

— Ну вашему мужу, мадам, не грешно и шею свернуть, — хмыкнул Григорий. — А что касается первого любовника, то весь Петербург знает, кто и зачем вам его привел. У папаши деревенька была под Москвой, так вот, нашей корове тоже быка для приплода водили и развратницей ее никто не считал.

«Грубо, но точно», — усмехнулась Екатерина. Она предпочла бы, чтоб он этого не говорил, но знала, что сама вызвала своего нового возлюбленного на откровенность.

— Что же до второго, — голос Орлова снова зазвучал хрипло, — То ничего не могу о нем сказать ни хорошего ни плохого, потому как не встречал, но ежели встречу, — Григорий облизнул неожиданно пересохшие губы, — не обессудьте, ребра ему пересчитаю.

Като сдвинула брови к переносице.

— Я оставила его, — твердо сказала она, беря Григория за руку. — И он этого не стоит. Но, если пересчитаешь, буду благодарна. — великая княгиня укуталась в его кафтан и положила подбородок на свои колени. Ей было уютно и тепло.

— Семечки кончились, — сказал через минуту Григорий, скомкал кулек и метким движением послал его в ближайшую водосточную трубу. — Пошли что ли?

Они спустились вниз через чердачное окно, выходившее прямо на крышу. В комнатах заведения все было перевернуто вверх дном. Екатерина забрала свой плащ и вуаль в той самой «отдельной камер», которая так не нравилась ее спутнику, а затем прошествовала на второй этаж, где невесть почему застрял Григорий.

Найдя здоровенную корзину с изящной тонкой ручкой, специально стоявшую на окне с декоративными цветами, он вытряхнул из нее пыльные шелковые розы и принялся укладывать на дно оставшиеся после полицейского погрома бутылки с венгерским и красным итальянским алиатико, фрукты и эклеры, разложенные в плетеных из серебряной проволоки вазочках и расставленные на маленьких круглых столиках у диванов и кресел.

— Что ты делаешь? — Озадаченно спросила великая княгиня.

— Я заплатил, — мрачно ответил он, уталкивая в корзинку легкие закуски, предварительно завернутые им в хрустящую белую бумагу, которой продавцы цветов обычно гофрировали свой товар. — Я не во дворце живу, чтобы харчами пробрасываться…

Като ахнула. Никто из ее знакомых не позволил бы себе подобной выходки. Тем более в присутствии дамы. «Кажется, Парас права: у него действительно не все в порядке с головой!»

— И после этого вы отказываетесь взять деньги? — С тихой злобой в голосе процедила она.

— Мадам, — Григорий на мгновение прервал увлекательный процесс запихивания и перестал пыхтеть, — Возможно, я странный человек, но я человек с принципами. Если вам угодно впредь знаться со мной, извольте их уважать. Идемте, мне еще до Летнего вас тащить. Ума не приложу, как мы пройдем через караулы. Сегодня измайловцы дежурят.

С этими словами Орлов взял ее за руку и, перехватив другой рукой корзинку, двинулся по направлению к выходу.

* * *