Каменное сердце

Церковь в Окидине была невелика, и окрестный люд, собравшийся из обеих деревень, переполнял ее. Здесь, как и в храме у преподобного Секфорда, явным образом стремились, насколько это возможно, придерживаться старого канона: все внутри пропахло ладаном и статуи святых оставались в своих нишах. Я попытался представить, во что превратили бы эту церковь такие реформаторы, как родители Хью. Николас, Дирик и я заняли места во главе собрания — согласно своему общественному положению, — рядом с крепким мужчиной средних лет и его надменной с виду женой, которых Хоббей-старший представил нам как сэра и леди Корембек, владельцев соседнего поместья.

— Люк Корембек, — с гордостью проговорил мастер Николас, — мировой судья, и завтра он будет присутствовать на охоте.

Тогда я впервые услышал нотки почтительности в голосе Хоббея.

Викарий произнес проповедь, в которой призывал всех молиться и трудиться ради защиты отечества, а мужчинам еще и советовал посещать сборы местного ополчения. Я посмотрел на изображенную за его спиной картину Страшного суда. Невозмутимый и ясный лицом Христос на судейском престоле; ангелы, отправляющие праведников на небо; бледные и нагие грешники, ниспровергаемые в озеро огненное… Я вспомнил, как Фиверйир предрекал, что солдаты и матросы, погибшие в битве, не достигнув спасения души, должны угодить прямиком в ад. Так от чего же он все-таки в таком ужасе бежал прошлой ночью? И где находится теперь?

После службы Хоббей-старший задержался возле дверей, чтобы переброситься несколькими словами с сэром Люком, пока слуги и селяне выходили из храма. Леди Корембек пару раз обращалась к Абигайль, однако та пребывала в полной апатии и отвечала ей односложно. Наконец Николас, отвесив множество поклонов, распрощался с Корембеками, и мы направились по тропе прочь. И тут оказалось, что душ тридцать жителей Хойленда ожидают возле церкви, преграждая нам путь. Возглавлял собравшихся Эттис. Я услышал, как глава семейства Хоббей с присвистом затаил дыхание.

Предводитель селян без всякой робости встал перед ним, крепко сжав челюсти. Амброуз подошел к Николасу и опустил руку на кинжал.

— В этом нет необходимости, мастер Фальстоу, — невозмутимо произнес Эттис. — Я всего лишь хочу кое-что сказать вашему господину.

Затем он показал на столпившихся позади него односельчан:

— Видите этих людей, мастер Хоббей? Смотрите внимательнее, среди них вы увидите тех, кого ваш дворецкий стремится изгнать с их земли. Моих сторонников все прибавляется. Мы намереваемся обратиться в Суд палаты прошений.

Дирик бросил в мою сторону подозрительный взгляд. Эттис же продолжил:

— Словом, я вас предупреждаю, сэр, держите своих лесорубов подальше от наших лесов, ибо они будут наказаны судом. Я говорю вам это перед всем собранием, перед лицом всех присутствующих здесь людей, включая и сэра Люка Корембека, нашего мирового судью.

Абигайль резкими шагами подступила к йомену и выкрикнула прямо ему в лицо:

— Чурбан и негодяй, да как ты смеешь мучить нас!

Эттис посмотрел на нее с пренебрежением. Тут Дэвид пробежал мимо матери и, покраснев, стал перед селянами.

— Землерои! Тупицы! Скоты! — закричал он. — Я выгоню вас всех, когда стану здесь господином… И все вы будете побираться, вот так!!!

Кое-кто в толпе рассмеялся, а один из собравшихся крикнул в ответ:

— Ступай назад, в детскую!

Младший Хоббей огляделся по сторонам в беспомощном недоумении, а потом вдруг странным образом нахмурился, все члены его внезапно задергались мелкой неровной дрожью, глаза закатились, и он рухнул на землю. Селяне отступили назад, послышались испуганные женские голоса. Абигайль приложила руки к щекам и испустила придушенный стон. Дэвид теперь дергался на земле, словно бы какая-то марионетка.

— Что он делает? — ахнул кто-то в толпе.

— Парень одержимый… кто-нибудь, позовите священника! — ответили ему.

А потом раздался еще чей-то голос:

— Да это же падучая…

Миссис Хоббей снова застонала.

Это и правда был припадок падучей: мне уже случалось видеть сию болезнь в Лондоне. Жуткая хворь эта вдруг, словно гром среди ясного неба, могла поразить людей, всю свою жизнь кажущихся нормальными, могла внезапно бросить их на землю и заставить дергаться. Некоторые считали ее разновидностью безумия, другие — одержимостью злыми духами.

Опустившись на колени, Абигайль попыталась успокоить бившие сына судороги.

— Амброуз, помогите мне, ради бога! — воскликнула она. — Он же прикусит язык!

«Итак, этот припадок уже не первый», — подумал я.

Отстегнув кинжал от пояса, Фальстоу просунул кожаные ножны между зубами Дэвида, губы которого теперь покрывала белая пена. Дирик глядел на происходящее с удивлением, а Хоббей-старший поочередно смотрел то на сына, то на толпу, а потом вдруг выкрикнул голосом, полным ярости и муки:

— Ну что, все видели? А теперь, ради бога, ступайте прочь, оставьте нас!

Возле него бесстрастно взирал на корчившегося Дэвида Хью. Без малейшей жалости, без капли сострадания.

Жители деревни не двигались. Какая-то женщина произнесла:

— А помните того плотника, что явился к нам жить… у него тоже была падучая!