Чуть погодя я вновь оказался на Миддл-Темпл-лейн с ранцем за плечами. Я свернул налево к церкви Тамплиеров. Палата Дирика располагалась как раз напротив — в древнем здании из тяжелого камня. Клерк поведал мне, что кабинет барристера находится на третьем этаже, и я усталым шагом побрел вверх по широкой лестнице из дубовых досок. Шею дергало, поэтому на середине подъема мне пришлось передохнуть. Путь я продолжил, уже держась за перила. На лестничной площадке третьего этажа возле двери была прикреплена дощечка с именем Дирика, выведенным элегантным почерком. Постучав, я вошел.
Все конторы барристеров одинаковы. Столы, стеллажи, бумаги, клерки… У Дирика на столах повсюду громоздились связки бумаг, что свидетельствовало об обширной практике. Помощникам отводилось два стола, однако занят был только один, за которым пристроился невысокий молодой человек в коротком балахоне клерка. Узкая голова его сидела на длинной шее, из которой выступало крупное адамово яблоко, а сквозь падающие на лоб спутанные волосы поблескивали голубые глаза. В обращенном ко мне взгляде читались надменность и неодобрение.
— Я пришел, чтобы повидаться с братом Дириком, — отрывисто проговорил я. — Сержант Шардлейк, к вашим услугам.
Распахнулась внутренняя дверь, и на пороге показался Винсент Дирик, торопившийся мне навстречу с протянутой рукой. Высокий и стройный, атлетически сложенный и к тому же полный энергии, он показался мне почти ровесником. Его бледное лицо венчала медная, до плеч, шевелюра. Не будучи красивым, этот человек тем не менее производил впечатление. Улыбка его открывала полный набор зубов, однако зеленовато-карие глаза смотрели жестко и внимательно.
— Доброе утро, сержант Шардлейк, — поприветствовал он меня. — Мы с вами как будто бы уже встречались в суде? И помнится, я два раза победил вас?
Я не забыл этот голос, глубокий, скрежещущий… голос образованного человека и тем не менее отдававший лондонской улицей. Очень подходящий для выступления в суде.
— Согласно моим воспоминаниям мы оба проиграли по одному делу, — возразил я.
— Вы в этом уверены?
— Вполне.
— Пройдемте в мой кабинет. Вы не будете возражать, если при нашем разговоре будет присутствовать мастер Фиверйир, мой клерк? — Он указал рукой в сторону молодого человека.
— Вовсе нет.
Моя стратегия заключалась в том, чтобы говорить, насколько это возможно, мало, позволяя Дирику выложить то, что он знает.
— Входи, Сэм.
Мой коллега распахнул настежь дверь в свой кабинет и пропустил Фиверйира вперед. Я последовал за ними.
— Прошу вас, садитесь. — Винсент указал на табурет, поставленный перед его широким дубовым столом, а сам опустился в кресло и посадил помощника рядом с собой на другой табурет.
Клерк взял в руки лежавшее на столе и уже заточенное перо и обмакнул его в чернильницу. Копии прошения Майкла Кафхилла и ответа Дирика лежали перед ним на столе. Расправив их обеими руками, Винсент посмотрел на меня. Улыбка покинула его лицо.
— Брат Шардлейк, горестно видеть адвоката вашего ранга вовлеченным в подобное дело. Я назвал бы эти обвинения пустыми и досадными, если бы человек, подавший сей лживый иск, не был явным безумцем. Самоубийцей, да простит его Господь. Мало того что прошение сие непременно отвергнут, так это еще повлечет за собой значительные издержки. — Он наклонился вперед. — И кто оплатит их? Найдутся ли у матери Майкла Кафхилла подобные средства? Я слышал, что она всего лишь старая служанка.
Итак, Дирик провел собственное расследование. И возможно, заплатил за информацию в Сиротском суде — вероятно, самому Миллингу.
— Любые издержки будут оплачены согласно закону, — повторил я то же самое, что уже вынужден был сказать Ричарду Ричу. Надо будет не забыть написать Уорнеру о том, что ему придется найти внушительный источник, способный возместить расходы миссис Кафхилл. — В том случае, если мы проиграем, конечно.
— Ну разумеется, проиграете! — Дирик расхохотался, бросив косой взгляд на Фиверйира.
Тот поднял глаза от бумаг и тоже улыбнулся.
Я открыл свой ранец:
— Вам придется просмотреть это, брат. Здесь показания, данные миссис Кафхилл и викарием из лондонского прихода семьи Кертисов.
Я передал Винсенту бумаги, и мой коллега прочитал их, время от времени морща нос.
После чего, пожав плечами, он передал показания помощнику.
— И это все, чем вы располагаете, сэр? — Он выразительно развел руками. — Никаких фактов, одни лишь пустые сплетни? Этот ваш Кафхилл, прежде чем повеситься, выдвинул серьезные обвинения против моего клиента. Хотя ни его собственное заявление, ни эти, с позволения сказать, показания… — чтобы подчеркнуть значение своих слов, юрист наклонился вперед над столом, — не позволяют понять, в чем же, собственно говоря, состоят его претензии к Николасу Хоббею.
Он был совершенно прав: именно в этом заключалась наша слабость.
— Майкл Кафхилл сделал серьезное утверждение… — начал было я.
— Но там одни лишь общие слова, ничего конкретного, — перебил меня Винсент.