Каменное сердце

— На мой взгляд, — твердо продолжил я, — вполне достаточное для того, чтобы суд мог посчитать его необходимым основанием для проведения дополнительного расследования. Вспомните девиз Сиротского суда: «Помощник опекаемым, сиротам и вдовам».

Дирик поднял брови:

— И на чем, сэр, позвольте спросить, будет основываться это самое расследование? На свидетельских показаниях?

— Возможно.

— И кого же мы пошлем получать их? В такую даль, в Хэмпшир! И на какие деньги? Так можно разорить любого клиента, не только бывшую служанку. — Голос Винсента гневно возвысился. Он нахмурился, словно бы снова овладевая собой… или стараясь произвести подобное впечатление.

И тут меня осенило: все, что этот человек говорил и делал, было представлением, к которому он также привлек и своего помощника! Впрочем, представлением, разыгранным весьма искусно.

— На поездку уйдет всего несколько дней, — сказал я. — Платить придется вашему клиенту, если он проиграет. Но вы считаете, что этого не случится. А миссис Кафхилл, между прочим, имеет собственный дом.

— Должно быть, так она называет какую-нибудь лачугу на окраине?

— Не следует порочить чужого клиента, брат мой, — строгим тоном проговорил я. Дирик склонил голову, и я повторил: — Никогда не следует так поступать. — Мне было больно говорить, поскольку я перенапряг горло, так что я сделал паузу, а потом продолжил: — Однако я что-то не вижу никаких показаний вашего клиента. Мастер Хоббей сейчас находится в Лондоне?

— Нет, брат Шардлейк. Мастер Хоббей — сельский сквайр, и у него много дел в Хэмпшире. Кроме того, ему не о чем давать показания… не было выдвинуто никаких конкретных обвинений, достойных его ответа.

— Там, где речь идет о ребенке, проверки достойны любые подозрения.

«Итак, Хоббея сейчас в Лондоне нет, — подумал я. — И стало быть, он не мог приказать тем людям с перекрестка напасть на меня».

— О ребенке?! — воскликнул мой оппонент. — Да Хью Кертису уже восемнадцать лет! Сильный и крепкий парень: я видел его, когда посещал своего клиента по делам. И вполне здоровый, упитанный и ухоженный, смею вас заверить.

— Но по-прежнему несовершеннолетний. И всецело находящийся во власти и под контролем…

Болезненный спазм сдавил горло и заставил меня умолкнуть. Охнув, я прижал руки к шее.

— Вот видишь, Сэм, — обратился Дирик к Фиверйиру. — У брата Шардлейка слова застревают в горле.

Кляня себя за слабость, я ожег коллегу яростным взором. И внезапно заметил в его глазах гнев, даже ярость, под стать моей собственной. Итак, это не спектакль…

— Ясно, что ответить вам особо нечем, сержант Шардлейк, — продолжил Винсент. — Но благодарю за полученные показания, хотя они и представлены с опозданием, о чем я не премину упомянуть в понедельник…

— Насколько я понимаю, владение мастера Кертиса в основном занимают леса.

— Да, и с ними обращаются должным образом. Вы же видели бумаги.

— Но я не видел счетов.

— Они хранятся у феодария в Хэмпшире. Возможно, вы незнакомы с практикой Сиротского суда, брат Шардлейк, однако так уж здесь принято.

— А скажите, брат Дирик, не планируется ли брак Хью Кертиса? Возможно, опекун уже подобрал ему невесту?

— Нет. — Мой собеседник склонил голову и улыбнулся. — Расследовать здесь и вправду нечего, брат Шардлейк.

— Однако обвинение должно быть рассмотрено, и, думаю, суд согласится со мной. — Каждое мое слово сопровождалось хрипом и свистом.

Винсент встал:

— Надеюсь, ваше горло поправится к понедельнику.

— Непременно, брат.

Я поднялся и проследовал к выходу. Обращенный ко мне взгляд Дирика был холоден, словно камень. Потом я посмотрел в сторону Фиверйира. И впервые заметил, что тот улыбается, но только не мне, а своему мастеру, которым, похоже, искренне восхищается.

Глава 9

Следующим утром я вновь шагал через центральный двор Хэмптон-корта. Было воскресенье, ясное и довольно прохладное, — последний день перед слушанием. Вокруг царила тишина: я заметил лишь нескольких клерков, а придворных не было и в помине.

Когда накануне я вернулся домой после встречи с Дириком, меня ожидало письмо от Уорнера. Колдайрон стоял наготове с ним в коридоре, крутя в руках толстую белую бумагу и рассматривая то выведенный каллиграфическим почерком адрес на одной стороне, то печать королевы — с другой. Эконом передал мне послание с непривычным для него почтением, к которому примешивалось болезненное любопытство. Я немедленно отпустил слугу и вскрыл письмо: меня приглашали на следующее утро опять посетить ее величество.

Мне было велено явиться в кабинет Уорнера, и, вновь поднимаясь по ступеням винтовой лестницы, я старательно прятал свои синяки. Пол в комнате барристера только что усыпали свежим тростником, и аромат его перебивал запах пыли и бумаги.

— А, брат Шардлейк! — проговорил Уорнер. — Сегодня опять холодно. Ну что за лето нынче!

— По пути сюда я заметил, что градом побило много пшеницы.