Облик местности вокруг нас начал меняться. Под ногами крошился мел, стало больше просторных полей, а дорога шла вверх на Хэмпширское нагорье. Движение на тракте сделалось еще более оживленным, и телеги впереди то и дело останавливались по звуку трубы, пропуская нас. Один раз мы заметили в поле проводивший учения отряд местного ополчения: увидев солдат, они разразились приветственными криками и принялись махать руками. На вершинах холмов все чаще обнаруживались высокие сооружения, толстые столбы поддерживали штабеля облитых смолой дров, и рядом непременно находился страж — сигнальные огни эти, насколько я знал, образовывали цепь по всем прибрежным графствам. Их зажгут сразу, как только заметят вражеский флот.
Однажды мимо нас проскакал почтовый гонец в ливрее цветов королевского дома, и на сей раз настала очередь солдат отступать на обочину. Барак проводил глазами всадника, исчезающего в облаке пыли, — должно быть, гадал, не везет ли гонец письмо от Тамазин. После этого помощник вопросительно посмотрел на меня. Прошлым вечером он заметил, в каком возбужденном состоянии я вернулся в нашу комнату, однако сделал вид, что поверил, когда я сказал, что промок насквозь: дескать, от этого меня и трясет. Вновь вспомнив надпись на заднике камина, я подавил дрожь. По какому-то чрезвычайному совпадению судьба подсунула мне ее именно в тот самый момент, когда я по-настоящему подумывал отказаться от расследования относительно прошлого Эллен. Я не верю в предзнаменования, однако надпись эта глубоко потрясла меня.
Около шести вечера мы остановились на поле. Как и в предыдущие вечера, нас ожидал там представитель местных властей: он стоял возле груды заранее нарезанных ветвей кустарника, предназначенных для ночлега солдат. Последний час барабанщик выбивал неспешный и ровный ритм, ибо люди очень устали. Посмотрев вперед колонны, я заметил напряженные плечи и поникшую голову Ликона. Переговорив с караулившим поле человеком, он приказал Снодину обустраиваться, после чего подъехал к нам.
— Боюсь, джентльмены, что вам придется провести вечер в лагере, — развел он руками. — Мы остановились у окраины Буритона, и местный житель только что сказал мне, что городок до отказа набит путниками и возчиками. Раздобыть место в гостинице нет ни малейшей возможности.
— Вы хотите сказать, что нам придется ночевать прямо на этом поле? — возмутился Дирик.
— Если вам угодно, можете заночевать на обочине, сэр, — спокойно ответил капитан, — но, если вы не возражаете, я готов предложить вам место в нашем лагере.
— Мы будем весьма тебе признательны, — проговорил я.
— Тогда пойду поищу для вас палатку. — Кивнув мне, Джордж отъехал.
Винсент недовольно пробурчал:
— Если повезет, завтра утром мы окажемся в Хойленде. Я буду рад избавиться наконец от общества этих вонючих солдат.
— Да вы, как я погляжу, сноб, брат Дирик. И вы еще рассказывали мне о своем низком происхождении! — усмехнулся я. — Боюсь, после долгой дороги мы пахнем не лучше их.
Через час я сидел на кочке возле шатра и растирал усталые ноги. Нам дали одеяла с телег, однако ночь предстояло провести на голой земле. Я был рад тому, что путешествие подходит к концу: быстрый и мерный топот солдат раздражал меня все больше.
Я окинул взглядом лагерь. Солнце клонилось к горизонту. Бойцы, разбившись на небольшие группы, сидели возле палаток. Некоторые из них чинили доспехи. Меня в очередной раз восхитило, как искусно организован армейский быт. На краю поля Дирик неторопливым шагом прогуливался рядом с заметно прихрамывавшим сэром Франклином. Я уже отметил, что мой противник пользовался любой возможностью, чтобы поговорить с ним, хотя на Ликона не обращал никакого внимания. Нет более целеустремленного честолюбца, чем «новый человек», опять подумал я. Возможно, именно это качество и влекло Винсента к Николасу Хоббею: как известно, подобное притягивает подобное.