Странно было ночевать в одной палатке с Дириком. Он вовсю храпел, мешая мне спать. На следующее утро мы снова были в седле, и к потертостям на ногах у меня добавилась мучительная боль в спине. Начинался последний день нашего путешествия верхом. Лицо Угрюма заметно опухло после вчерашней пьянки. Когда он занял свое место в строю, многие из солдат бросали неодобрительные взгляды в его сторону — надо думать, потому, что он позволил себе показать на людях свой страх. Снодин, напротив, выглядел не хуже, чем обычно, — признак истинного пьяницы.
Мы выступили в путь. Топот марширующих ног, грохот телег за спиной, неизменное облако пыли, окутывавшее нас, — все это уже сделалось повседневным и привычным. Но это действительно был последний день пути: солдатам предстояло дойти до Портсмута, а нам, по словам Дирика, осталось проехать всего несколько миль до деревни Хорндин, после чего свернуть к Хойленду.
День опять выдался душным и жарким. Почти все утро солдаты пели вульгарные версии куртуазных придворных песен, оснащая их таким количеством непристойностей, что я просто не мог не улыбнуться. Мы вновь въехали в лесной край, чередовавшийся с низинами, лугами и редкими деревнями, жители которых шли в церковь на воскресную службу. Из уважения к ним солдаты умолкли.
Потом, мили примерно через две, дорога сузилась, зажатая между двумя высокими, поросшими лесом откосами, и мы наткнулись на громадную телегу, которая потеряла колесо и опрокинулась, перегородив дорогу от края и до края. На ней везли большую железную пушку пятнадцати футов длиной, однако она выскочила из-под удерживавших ее толстых канатов и теперь лежала на земле. Четверо везших телегу рослых коней паслись тут же на обочине. Возчик уговорил солдат помочь ему починить повозку: пушку надо было доставить в Портсмут из Сассекса на лошадях, хотя, по мнению возницы, ее следовало переправлять морем.
Пока несколько человек поднимали пустую телегу и надевали на ось запасное колесо, остальные солдаты расселись, устроившись в самом низу узкой ложбины. Дирик сперва расхаживал взад и вперед в обществе Фиверйира, рассматривая при этом лес, а потом подошел к нам с Бараком.
— Не разрешите ли отдохнуть рядом с вами? — попросил он и, едва сев, махнул рукой в перчатке в сторону деревьев. — Эта земля, как и владения мастера Хоббея, является частью древнего Бирского леса. Вы знаете его историю?
— Только то, что издревле, еще с норманнских времен, он принадлежал королям, — вспомнил я.
— Отлично, брат. Но пользовались им мало: сменявшие друг друга монархи предпочитали иные угодья. С течением лет Бирский лес понемногу съеживался: поселенцы, согласно любимому вами сквоттерскому праву, ставили здесь дома, хутора превращались в деревни, а короли потом продавали их или жертвовали Церкви — как было с поместьем Хойлендского приорства. В общем, такой лес здесь тянется на долгие мили.
Я посмотрел на заросли перед нами. Деревья, огромные дубы и вязы, казались очень старыми, а зеленый подлесок поднимался под ними непроходимой стеной. Невзирая на то что уже много дней стояла жаркая погода, от леса исходил запах сырой земли.
От телеги опять донесся треск: заново поставленное колесо отскочило, как только солдаты выпустили его, и повозка снова завалилась набок. Дирик поднялся и простонал:
— Мы проторчим здесь весь день! Пойдем, Фиверйир, поможешь подтянуть сбрую моей лошади.
Он направился прочь, и вскочивший на ноги Сэм поспешил следом за ним.
— Не хочет, чтобы его молодой клерк выдал нам какие-нибудь секреты, — пренебрежительно промолвил Барак. — Зря боится. Фиверйир предан своему хозяину, как пес.
— Ты сумел познакомиться с ним получше?
— Он готов говорить только о собственном спасении, о мире, во зле лежащем, и о том, какой непозволительной тратой драгоценного времени его мастера является это путешествие.
Мы оба посмотрели на Карсвелла, который приближался к нам с серьезным выражением на лице. Капрал поклонился:
— Сэр, я сожалею о причиненном вам вчера беспокойстве. Я хочу, чтобы вы знали: среди нас мало таких, кто согласен с этим мерзавцем Угрюмом.
— Благодарю, — кивнул я в ответ.
Немного помолчав, Стивен снова подал голос:
— А можно я кое-что спрошу?
— Ну конечно.
Я указал рукой на землю рядом с собой и поощрительно улыбнулся, ожидая какого-нибудь вопроса юридического характера.
— Я слышал, что лондонские адвокаты содержат собственную труппу артистов, — неожиданно сказал капрал.
— Пьесы часто исполняются в судебных иннах, — подтвердил я, — однако актерские труппы вполне самостоятельны.
— А из какого рода людей они состоят?
— Шумная и разгульная публика, однако им приходится усердно работать, иначе они не сумеют играть свои роли как следует.
— А платят им хорошо?
— Нет, платят скудно. И жизнь в Лондоне в наши дни тяжела. Ты хочешь сделаться актером, Карсвелл?
Мой собеседник покраснел: