Каменное сердце

— Мастер Шардлейк пришел, чтобы сказать тебе, что не станет никому рассказывать об обстоятельствах кончины твоей бедной матери, — продолжил хозяин дома.

Слезы вскипели в глазах Дэвида.

— Наверное, я тогда сошел с ума, сэр. Я стрелял в вас, а потом убил свою несчастную мать. Я не мог думать о чем-то другом… я все время хотел стрелять в людей. Я должен был любой ценой сохранить в тайне наш секрет, удержать Эмму у нас. Даже если бы мне пришлось ради этого убивать…

Торопливо, почти неразборчиво выпалив эту тираду, он вдруг умолк, взглянул на меня и полным страдания голосом спросил:

— Сэр, может ли Бог простить такое страшное злодеяние, которое я совершил?

Я посмотрел в его измученные глаза:

— Я не священник, Дэвид, но утверждают, что, если человек глубоко раскаивается в содеянном, Господь может простить ему даже самый тяжкий грех.

— Я беспрестанно молюсь, сэр, — проговорил парень сквозь слезы. — О прощении грехов и за упокой души моей бедной матери.

— Это все, что ты можешь сделать, Дэвид, — мягко сказал Николас и, шагнув к сыну, взял его за руку.

Слова его невольно напомнили мне, чем завершилась наша беседа с Екатериной Парр. Я опустил взгляд.

— Что слышно об Эмме? — дрогнувшим голосом спросил Дэвид.

— Мастер Шардлейк видел ее в Портсмуте. Она искренне жалеет о том, что ранила тебя, — пояснил Николас.

— Ну что ж, я получил по заслугам, — заявил Хоббей-младший, переводя взгляд на меня, и я увидел, что он до сих пор любит девушку.

Мысль о том, что происходило в мозгу этого юноши последние шесть лет, настолько извратив его разум, заставила меня поежиться.

— А где Эмма сейчас? — осведомился он.

Старший Хоббей помедлил с ответом:

— Мы этого не знаем. Но считаем, что ей ничего не грозит.

— А я когда-нибудь еще увижусь с ней?

— Едва ли, Дэвид. Если она и придет к кому-то, так это к мастеру Шардлейку.

Молодой человек вновь посмотрел на меня:

— Я любил ее, понимаете?.. Я любил Эмму все эти годы.

Я кивнул. А Дэвид продолжил:

— Я никогда не думал о ней как о Хью. Вот почему, как мне кажется, страх перед разоблачением позволил дьяволу овладеть мной. Но я искренне любил ее. Как любил и свою бедную мать, но осознал это только когда… после того как убил ее. — Парень разрыдался.

Его отец опустил голову.

— Вот что… — начал я.

Николас перевел взгляд на меня.

Я помедлил, ибо и так уже успел наделить Гая достаточным количеством тяжелых пациентов. Тем не менее самые трудные больные являлись для него хлебом насущным, и, быть может, мой друг в данный момент как раз и нуждался в таком пациенте. К тому же это предоставит мне возможность приглядеть за обоими Хоббеями…

— Если вы приедете в Лондон, я познакомлю вас с одним врачом, хорошим человеком и толковым медиком. Возможно, он сумеет помочь Дэвиду, — сказал я наконец.

— Он сумеет вновь поставить моего сына на ноги? — с пылом спросил хозяин дома.

— Этого я обещать не могу.

— Я не заслуживаю исцеления! — еще более пылко вскричал Дэвид.

Тогда я проговорил, для того лишь, чтобы утешить несчастного:

— Предоставим решать это Богу.

Через час мы с Бараком наконец-то выехали из Хойлендского приорства, чтобы впредь уже никогда более туда не возвращаться, и свернули на лондонскую дорогу. Перед отъездом я сделал еще кое-что: вошел в комнату Эммы и взял маленький крестик, до сих пор остававшийся в шкафчике возле постели.

— Теперь домой! — провозгласил Джек. — Наконец-то домой! Тамазин уже заждалась! Как раз поспеем к родам!

Посмотрев на него, я невольно отметил, что он вновь постройнел: приобретенный в Лондоне животик исчез. Проследив направление моего взгляда, клерк бодро воскликнул:

— Ничего, скоро все нагоню! Отдых и хорошее пиво сделают свое дело! Вперед!

Однако без задержек не обошлось. Мы миновали поворот на Рольфсвуд и некоторое время скакали по зажатой с обеих сторон крутыми откосами дороге на Сассекс. Но в паре миль за развилкой путь нам преградили трое солдат. Они сообщили, что находящийся чуть дальше мост рухнул и его сейчас чинят. Дело шло к вечеру, и солдаты посоветовали нам найти себе место для ночлега.

Мой помощник рассердился:

— Неужели там совсем никак нельзя проехать? Нас всего двое, а моя жена в Лондоне вот-вот родит!

— До завершения ремонта путь закрыт, — стояли на своем военные.

За мостом скопилась целая очередь направляющихся в Портсмут солдат и возчиков. Барак уже собрался было пуститься в препирательства, но я остановил его:

— Вот что, Джек, не зря говорится, что нет худа без добра. А давай-ка воспользуемся моментом и съездим в Рольфсвуд.

Мой спутник отвернулся от смотревшего на него солдата и пробормотал:

— Ладно.

Барак все-таки не выдержал и разразился потоком ругательств, но только когда уже оказался достаточно далеко, чтобы охранявшие дорогу к мосту люди не могли его услышать.

В Рольфсвуде, как и в прошлый мой визит, царили мир и покой. Стоял прекрасный летний вечер.

Когда мы проехали мимо дома Батресса, Барак спросил у меня:

— А что вы намереваетесь сделать с этим пройдохой?