Мы с Бараком вернулись в Лондон через пять дней, в знойный полдень двадцать седьмого июля, проведя в отъезде почти целый месяц. Расплатившись за лошадей в Кингстоне, последнюю часть своего пути мы проделали, как и его начало, по воде. Откровенно говоря, даже прилив на реке пробуждал во мне недоброе чувство, хотя я всячески и пытался скрывать это.
Мы прошли через сады Темпла. Скоро Дирик вернется в свои палаты… Если Эмма вдруг обнаружится, придется связаться с ним, чтобы оформить мне передачу опеки над ней, вернее, над Хью, каковым является в глазах суда эта девушка. Но если она так и не объявится, то ничего больше сделать я для нее не смогу.
На Флит-стрит и Стрэнде все осталось как было. Ватаги уличных парней в синих рубахах без смущения изучали прохожих, расклеенные по стенам плакаты предупреждали о французских шпионах. Лодочник сообщил нам, что на юг уходят все новые и новые отряды солдат: французы по-прежнему стояли в Соленте.
Барак пригласил меня к себе домой, поздороваться с Тамазин, однако я посчитал, что супругам будет приятнее встретиться с глазу на глаз, а потому отказался и направился в собственные покои. Мы расстались внизу Канцлер-лейн. Помощник пообещал мне, что придет туда завтра утром. Так что я проследовал дальше и свернул в ворота Линкольнс-Инн. Надо было проверить, как обстоят там дела, а заодно и обдумать, как поступить с Колдайроном после возвращения домой.
В летнюю жару в Гейтхаус-корт было душно и пахло пылью. Внутри квадрата красных кирпичных зданий во всех направлениях расхаживали клерки и адвокаты. Здесь не было заметно никаких следов войны. Знакомая обстановка заставила меня расслабиться и облегченно вздохнуть. Еще из Ишера я послал Скелли записку, предупредив младшего клерка о своем возвращении, и сейчас он с улыбкой поднялся мне навстречу:
— Рад видеть вас, сэр! Все ли с вами в порядке?
Судя по нерешительной нотке в его голосе, можно было понять, что мое лицо еще хранило отпечаток пережитого.
— Да, вполне. А как ваши дела? Как жена и дети? — стал я расспрашивать Скелли.
— Слава богу, все мы пребываем в добром здравии.
— А что нового в Линкольнс-Инн?
— Все хорошо, сэр. Есть несколько новых дел для рассмотрения на следующей сессии.
— Вот и ладно. — Я вздохнул. — Новая работа будет мне полезна.
— Мы слышали о том, что французы попытались захватить остров Уайт и что «Мэри Роуз» затонула на глазах короля. Из Лондона в Портсмут посылают еще пятнадцать сотен солдат…
— Да, когда мы возвращались, на Портсмутской дороге было полно солдат и повозок.
— Никто не знает, что будет дальше. В тот же самый день, когда погибла «Мэри Роуз», на Темзе взлетел на воздух другой корабль. Некоторые говорят, что его якобы взорвали французские лазутчики, а другие утверждают, что за его пороховым погребом просто не было должного надзора…
— Последнее объяснение кажется мне более вероятным. И что, много погибших?
— Много… Сэр, вы здоровы?
Мой собеседник дернулся вперед, так как я уцепился за край стола, ибо пол под моими ногами словно бы накренился.
— Устал, только и всего, — успокоил я его. — Путешествие было долгим. А эти бумаги, что касаются новых дел, находятся в моем кабинете? Мне нужно посмотреть их.
— Сэр… — неуверенно проговорил Скелли.
— Да? — посмотрел я на него с нетерпением.
— А как там Джек? Что слышно о его жене? Она, кажется, вот-вот должна родить?
Я улыбнулся:
— С Джеком все в порядке, и с Тамазин, насколько мне известно, тоже. Когда мы расстались, он сразу же отправился домой.
Войдя в свой кабинет, я закрыл дверь и привалился к ней спиной. Покрывшись испариной, я ждал, пока земля перестанет уже качаться под моими ногами.
Проглядев новые дела, я обратился мыслями к Колдайрону и Джозефине. Но не успел прийти к определенному заключению, так как услышал стук. Войдя, Скелли прикрыл за собой дверь:
— Сэр, вас спрашивает какой-то молодой человек. Он заходил два дня назад… говорит, что якобы познакомился с вами в Хойленде. Впрочем…
Я немедленно выпрямился.
— Ведите его сюда, — распорядился я, стараясь изгнать из голоса волнение и облегчение. — Скорее!
Сидя за столом, я ощущал, как колотится мое сердце. Однако Скелли привел не Эмму, как я ожидал, а Сэма Фиверйира. Он остановился передо мной, знакомым жестом смахнув со лба прядь сальных волос. Я постарался скрыть разочарование.
— Итак, Фиверйир, — произнес я без радости в голосе, — полагаю, вы принесли письмо от своего хозяина?
Помедлив, клерк покачал головой:
— Нет, сэр. Я решил, что больше не буду работать на мастера Дирика.
Я приподнял брови, а из уст Сэмюеля неожиданно хлынул поток слов:
— Я делал плохие вещи, сэр. В Хойленде мне удалось кое-что узнать, и я позволил мастеру Дирику отослать меня, хотя мне следовало сообщить об этом вам. С тех пор этот грех отягощал мою душу. На самом деле Хью — это не Хью, а…
— Я уже знаю. Это Эмма Кертис.
Фиверйир глубоко вздохнул: