Каменные часы

Он устал, слабость и боль отнимали много энергии и сил, и все-таки летчик не переставал удивляться той красоте, которая обступила его вокруг, восторгаться жизнью.

Костя шел, потупив глаза. Тревога грызла и изнуряла его. Счастливое лицо оглохшего командира заставляло вздрагивать. Сержант был болен беспокойством, мучился от тишины, света надвигающегося редколесья и не мог забыть бурые пятна крови на боевой машине.

Временами Дягилев терял сознание, продолжая идти с улыбкой по инерции, видеть стайки луговых цветов, и сознание к нему возвращалось через боль и множество звуков, внезапно вспыхивающих и затухающих у него в мозгу.

Мозг еще не смирился с глухотой и продолжал слышать. И Дягилев слышал природу лучше и полней, чем удрученный ожиданием близкой опасности Костя Сорокин.

Стрелок невольно убыстрял шаг и выбирал тропинки поглуше, лощины мрачные и темные. Ему легче было идти там и знать, что с неба нельзя их увидеть. Он уже ненавидел сияющий в солнце лес, разливающий вокруг праздник, отдохновение, мир, — противясь всеми силами не поддаться очарованию. Сержант отчетливо понимал: если это произойдет, тогда ему будет очень трудно умирать и он может не выдержать и захочет во что бы то ни стало остаться в живых.

Костя не воспринимал природу, как Дягилев. Ее безмятежность раздражала и больно ранила его, чем дальше он шел. И уже приводила в тихое бешенство, потому что он не мог, не умел больше наслаждаться этой красотой, не желал покориться ей — ведь бушевала на земле война. И уж лучше бы горел лес, а он задыхался в дыму, чем увидеть вдруг занятое врагом место, где царил мир.

Здесь не могло быть мира.

Здесь не могли петь птицы.

И они пели.

Ветер был ласков, его рождало умиротворяющее дыхание рощ и дубрав.

Сладок был этот ветер.

Уж лучше бы он состоял из чистого и звонкого пламени! И сразу бы все сжег!

Костя терял свои силы быстрее от этих мыслей, чем Дягилев от ран.

Солнце клонилось к востоку.

Они шли на восток и пока ни разу не передохнули.

У Дягилева почернели губы и запали глаза. Он видел, что воздух состоит из серебряных потоков, которые волнами перекатываются один через другой и при этом теряют множество струй, отвесно поднимающихся кверху и образующих у вершин деревьев кольцевые завихрения.

Летчик был убежден, что первым из живущих на земле видит это явление, и прозрачная стихия доверила ему свою тайну движения, дав особенное зрение. Он не думал о значимости открытия, достаточно было окрыленности от бытия и необыкновенного счастья первооткрывателя.

Дягилев был счастлив видеть и осязать воздух.

Он упал и не заметил этого, продолжая чувствовать, как проходили сквозь его тело серебряные потоки.

Костя Сорокин опустился рядом на землю. Лег на спину. И мгновенно и глубоко уснул. Мелькнувшая тень «рамы» накрыла его с головой и пронеслась мимо. Он не проснулся.

Ему снилась любимая.

Костя шел с ней по улице, где вырос и знал каждый закоулок. Из многих окон на него завистливо смотрели, а прохожие останавливались и оборачивались вслед. И сам он удивлялся и даже в глубине души оторопь брала — так хороша, красива была девушка, что доверчиво склонила ему голову на плечо, но Костя ее впервые видел и во сне все старался рассмотреть.

Он не успел полюбить до войны.

И все-таки любимая снилась ему!

Костя знал, что это — неправда, такого не может быть. Но она снилась ему, и в эту минуту верилось, что так и есть все на самом деле. Улица удивлялась вместе с ним.

Рота СС повзводно начала прочесывать лес.

11

За холмом, в балке, притаился хутор.

Три рубленых пятистенных избы, сараи, хлевы, сенные высокие навесы обегал мощный заплот из дубовых бревен. У центральной домины сидел на лавочке старик и курил трубку. Все ставни на окнах были плотно закрыты.

Собака дремала в тени под лавкой.

Тихо было в хлевах, пусто во дворе. На окаменевшей земле, выбитой ногами людей за много лет, начинал уже расти чертополох, пробивался бурьян, у ворот крапива вымахала в рост человека.

Все хуторяне от мала до велика ушли на фронт и пропали на войне. Старик остался один. Он не знал о гибели своих четырех крепких и сильных сыновей. Каждый из них мог разогнуть подкову, умел растить хлеб, охотиться, ловить рыбу и работать от зари до зари.

Они ушли из дома и стали солдатами.

Они погибли за много километров от дома, и братской могилой им стала дымящаяся авиационная воронка, и прах их был развеян на том последнем рубеже, где ополченцы держали оборону.

Старик не знал о смерти своих сыновей.

Он думал о том, что жизнь завершается без детей и внуков. Глаза его слезились и краснели при взгляде на блистающее небо. Старик давно перестал чувствовать одиночество. Оно было прожито еще в далекой молодости, когда мир воспринимался не единым, живым и многообразным, а созданным как бы для него одного, для отдельной его человеческой радости и удобства.

Он понял, что это не так, при рождении первого сына. И, если мир души человека будет всегда вращаться вокруг его собственной оси, человек обречен на вечное одиночество. Всегда будет одинок с близкими и родными.