Каменные часы

Рвали на части ржавой пилой тело мальчишки. И Тялтя всем этим командовал. Хотелось ему людей устрашить, чтобы падали перед ним на колени от страха, шапки снимали и кланялись до земли. Такую волю дали Тялте фашисты. От этой воли он потерял человеческий облик.

Давным-давно рассказывал особист, как Васю сгубил провокатор, к которому он пришел на явку в село. Мальчишкой был, а сразу смекнул в чем дело и застрелил предателя прямо в хате, когда в дверь уже ломились полицаи.

Вот и колодец Аграфены.

Все-таки незаметно она пришла. Тронула неловко ведро, и загремела блескучая цепь. Катерина подняла ладошку к глазам и взглянула вдаль.

Яснилось небо. Свежело. Наливалось голубым светом, обещая хороший день. И не давал радоваться жизни Тялтя-Гуль. Словно посередке неба пропылила его мотоциклетка, там появилась белесая рябь, стала расти в грязное облако.

25

Третий день подряд: и утром, и вечером на чаше водохранилища отражались розовые облака. Рождался порой от воды атласно-огненный блеск. Он мешался с солнечными лучами и скоро становился как бы их частью.

И невольно отмечал эту игру света Дягилев.

На природе он не чувствовал усталости, и дважды ему удалось, когда Люба с дочерью отправлялись за грибами, увозить Андрея на своей спине к глубокой воде.

Там он нырял в сторону, и сын самостоятельно начинал барахтаться, выбивался из сил, пробовал ложиться на воду.

Дягилев плавал рядом.

Это были для него очень трудные минуты. Волнение достигало высшего предела, но он ровным и спокойным голосом подсказывал сыну, как следует двигаться. Андрей волновался меньше, чем он. Значительно меньше. Ведь рядом с ним находился отец! В любое мгновение можно было рассчитывать на помощь.

Во второй раз сын один уже проплыл метров пятнадцать и не хватался обеими руками за отцовское плечо, не мешался, а передохнул и сам отпустил опору, увидев, что берег достаточно близок.

В тот день Андрей накупался до синевы, то и дело ему хотелось плавать, почувствовать, как держит вода, ее ласку и необъятность. Своим таинством теперь притягивала Андрея вода. Ощущать разлитую вокруг тайну было удивительно.

Мальчик скрывал свой восторг, не решаясь до конца поверить в происшедшее с ним чудо. Еще утром он не умел плавать.

Андрей ни на шаг не отходил от отца.

Хотелось еще и еще услышать о своей победе. Все-таки здорово было жить рядом с водой и смотреть ее движение, наблюдать, как река жизни становится то синей, то голубой, то бурой, то свинцовой. Разный ветер прилетал и менял цвет воды.

К вечеру на поверхности водохранилища разгладились все морщинки, исчезли яхты и рыбачьи лодки горожан, не было видно даже чаек. Эти птицы умели очень хорошо держаться и планировать на воздушных течениях и редко поднимались на добычу в полный штиль, крылья хищникам природа рассчитала, чтобы использовать малейшую искру непогоды. На безветрии чайки становились беспомощны и медлительны.

Дягилев рассказывал сыну о своем отце.

Они сидели над обрывом, и противоположный берег уже начинал красить малиновый закат. Рубиновое солнце клонилось к лесу, ярко начищенной медью горели стволы корабельных сосен. Значительны в этот час становились знакомые и привычные слова.

Мальчик затаил дыхание.

Его воображению живо открылось мертвое поле, усеянное горящими военными машинами, и пикирующий самолет с тянувшимся за ним дымным шлейфом. Но думал мальчик в это время с досадой о том, что дед не заработал ни одного ордена. Столб дыма и огня мог только напомнить о нем. Да вот отец ничего толком не знал про деда.

Все это показалось ему таким несправедливым, что слезы выступили у него на глазах. Уничтожить десять танков, сорок машин, три бомбардировщика и сотню фашистов — конечно, дело. Но за такие подвиги давали ордена! Голос его дрогнул от возмущения, когда он сказал об этом.

— Шла ведь война, — спокойно возразил Дягилев, — воевали за свободу, не за ордена. Даже мальчишки, которым наград хотелось больше всего. — Дягилев чуть улыбнулся и сразу нахмурился. Гибель отца мучила его с тех пор, как он стал осознавать эту невосполнимую потерю. Он знал, мать не смирилась с безвестной гибелью, написала множество писем в различные инстанции, и все не угасала у нее надежда найти тех людей, кто бы сумел ей помочь.

Раньше Дягилев думал, что она не поверила в смерть своего мужа и продолжала его ждать, — иначе к чему все мучительные поиски? Зачем тратилось столько сил?

Ведь приходилось многие годы подряд переживать снова и снова войну! Каждая приходившая весточка заставляла это делать, каждая встреча с фронтовиками.

Но с годами Дягилев понял: мать никогда не переставала любить отца. Для нее он навеки остался живым, и знать стремилась о нем она — как можно больше. Всякое лето ездила к родне Петра Алексеевича, любое памятливое слово о нем впитывала и несла потом в себе.

Великая тяжесть, что и говорить!